Пишет  perpetuum:

06.10.2008 в 20:12

пестерева
Екатерина и Пётр пожалуйста. :о)

URL комментария

под катом, как всегда у меня, много.
Екатерина... Екатерина...
Что-то и на ум ничего не идет...
читать дальшеКати у меня все какие-то побочные, седьмой воды на киселе. Не обидеть бы никого, господи... Кати вот все, каких видела - были умные. Но чуждый разум. Это когда видишь человека и думаешь "да что ж за дура-то!" - но при этом понимаешь, что человек читал много, понял много, прожил хорошо, знает больше твоего, денег зарабатывает больше, позиция у него чище, аргументированнее и тверже, и вообще это хороший человек. Но совсем другой, не похожий на тебя. Но дело ведь не только в похожести. Просто несовместимые модели. Они как-то то вдруг напрягают, то вдруг раздражают, то вдруг с ними скучно, то вдруг они прашивают о каких-то совершено очевидных вещах, то вдруг говорят уверенно и спокойно о чем-то таком, в чем ты ни в зуб ногой. У меня была соседка в коммунальной кухне, такая жанровая, прелесть просто. Екатерина Андреевна. Маленькая, толстая, шиньон сушила в ванной на полотенцесушителе. Ужасная и хорошая разом. Чуждый разум, говорю же. Коммунальная квартира, рабочая окраина, МКАД из окошка видно. Екатерина Андреевна Артамонова. Мне так смешно было, что она Артамонова - я как раз "Золотой ключик" читала. Лысеющая такая блондинка, кругленькая, с яркой и твердой жизненной позицией. Телефон в коммунальной квартире стоял в ее комнате. Мы к ней ходили звонить только если скорую вызвать ли что-то в этом духе. Он не ворчала, терпела. И мы терпели. Потом, конечно, когда Мария Семеновна умерла и в ее комнату Таня въехала - Таня Екатерину Андреевну быстро раскулачила, молодая деревенская кровь, знаете ли, у нее не забалуешь. Кстати, Марья Семеновна никогда не ходила к ЕА звонить - они вообще не разговаривали. Лень писать каждый раз полное имя - но бабой Катей ее никто отроду не называл, придется ЕА ставить. Она работала уборщицей в МЭИ, видимо - ну просто МЭИ от нас относительно близко, а она работала в институте и гордилась тем, что это именно институт. По дому ходила в фартуке, шаркала, тяжело ходить толстой. Чуть кто в дверь - она тут же выходила из комнаты - посмотреть, кто там. Но просто так ей выглянуть было совестно, она барала чайник - голубой, большой, эмалевый, на три литра, в черно-серую мелкую хаотичную крапинку, с черной ручкой - и несла ставить. Иной раз брала не чайник, а сковороду - черную, горелую, на длянной-длянной полой ручке, не чугунную, не аллюминиевую, эти сковороды из другого какого-то сплава делали. Под белой крышкой. Во всех крышках у нее были воткнутые пробки - чтобы не обжигаться. ЕА, безусловно, была коммунальным "дедом", "паханом" -лучший стол у окна, лучшее место для холодильника. В туалете на двери на двух гвоздиках тряпочная сумочка с резаной газетой - ее. И спички - она всегда за собой сжигала спичку. Совершенно лысая зубная щетка в ванной. Когда она готовила, можно было сойти с ума. Она покупала масло, много-много, и чтобы не прогоркло, она его топила и сливала в банку, и потом оно стояло по полгода, и она на нем все жарила. Часто покупала бумажный кулек килек - сырых, не соленых, жарила их на сковороде. Иногда жарила докторскую колбасу, кружочки такие, порезанные пополам, выгибаются на сковороде, похожи на свиные уши. Кажется, я с ней разговаривала всего один раз, мне было лет 11-12, я пришла из школы, наливала себе еды, а она была на кухне и спросила, почему я наливаю холодное. Я сказала, что не умею зажигать газ и мама не разрешает. Она мне его зажгла. Хотела меня чем-то угостить из того, что готовила, но я отказалась. Временами мама с ней ругалась - за дежурства, за свет, за рассчет квартплаты, мало ли за что - последним оскорблением от ЕА доносилось "Интеллигенция!" (Ну - да, такой Довлатов в действии). У нее, конечно, были родственники - и дети, и внуки, но приходили очень редко. На новый год, на день рождения. Уверена, что ей было все равно это. Они часто созванивались. Воспоминания у меня фрагментарные, детство слишком глубокое. По выходным она ходила "на пяточок" - это вот в Измайловском парке, на дальней от нас стороне, ближе к Первомайской, есть летняя сцена, ряды для зрителей и полянка, довольно вытоптанная. На ней собираются деды и старухи, стоят кружком или группами, поют песенки и танцуют. Очень редко с магнитофоном, обычно просто хором. Берут с собой термос, закуску. Она каждый выходной ездила. Как-то однажды звала с собой мою бабушку, та отказалась. На этом самом пятачке она познакомилась с дедом Мишей (в маминой транскрипции неотличимое "дедМиш" и "дядьМиш"), он стал приходить к ней в гости, очень добрый и приятный дед, потом жить по выходным, вот как раз с вечера пятницы до утра понедельника. Даже когда она перестала работать и в понедельник оставалась дома - он все равно уезжал. Не думаю, чтобы он много пил или у него были запои, но иногда он приходил пьяный. Или совсем пьяный. Вот как-то в пятницу вечером он пришел, она вышла открыть дверь, с чайником, с полотенцем,открыла, он пошел по коридору,длинному, коммунальному, лампочка только у двери, а на том конце полумрак, он идет еле-еле, она за ним след в след, почти преодолев коридор, он вдруг падает - и не делает попыток встать или что-то сказать, лежит. А она - а что она может еще? - стоит над ним, редко, безвольно, беззлобно шлепает по нему полотенцем и говорит: "Ползи, Миша. Ползи." А потом он что-то перестал приезжать в гости, долго ежли, года два, а потомперестал. Не думаю, чтоы они поругались или что-то в этом роде, скорее, ему просто от старости стало трудно ездить. У ЕА был инсульт, но она поправилась. Через полгода был второй инсульт, но она снова польностью восстановилась. Когда ЕА умерла, мамы не было. Видимо, она умерла в понедельник, а мамы не было ни в понедельник, ни во вторник, ни в среду. Я и не знаю, кто догадался, откуда нашли телефон родственников, кто позвонил, кто вскрывал дверь - к счастью, я была в школе. Скоро оказалось, что она сознательно и упрямо никого в свою комнату не прописывала, потому что именно это государство дало именно ей, Артамоновой Е.А., именно эту комнату, и, умерев, она хочется вернуть ее государству. Площадь досталась нам, как очередникам. Почти все вещи и мебель ее родственники бросили в комнате; их можно понять, но выносить диваны и чулки за покойницей - дело неприятное. Старались выбрасывать как можно быстрее и не глядя. Потом снимали обои, под обоями несметные тараканьи колонии. Мыли стены медным купоросом. Делали ремонт и так радовались новоселью...
Ну вот.
Были еще некоторые Кати, но рассказывать про них, думаю, совсем моветон.
А про Петра расскажу другой раз

@темы: Ч, Семья