Это была Хургада, и я: танцевала чачача на обжигающем песке, и вместо тягучего движения стопы возможно было только подпрыгивать немного по-гуцульски, валялась на пляже, рассматривала рыбок в маску и в иллюминатор подводной лодочки, видела огромных желтых и плоских, отказывала арабам в сексе, а голландцам - в болтовне, смотрела на водные горки, но так и не решилась съехать, учила сына плавать и научила, наступила на морского ежа, рыдала, когда доктор Мохамед вынимал из меня иголки большими железными крючьями и пинцетами (почему-то анестезия не помогла нифига), сгорала, облезала, валялась в гамаке, натянутом на пальмы, ела, пила странный кофе, почти целиком из кардамона, плескалась во время аквааэробики и кружила незнакомых визжащих толстых старых теток в воде на руках под всеобщие крики "Горько!", мерила и покупала бусы в огромном количестве, читала хороший новый роман про войну (Энтони Дорр, "Весь невидимый нам свет", Пулитцер только что, рекомендую настоятельно), кружила малыша в бассейне налево и направо, потом чужих детей, п.ч. они маленькие и легкие, и если я их не кружила, то они меня обрызгивали, кокетничала сколько могла и умела и мне ничего за это не было, ела в основном сырые и полувареные овощи, сладкую слоеныю выпечку и молочную лапшу, яичницу и огромные бутерброды с мягким соленым сыром, береглась весь отдых под зонтом, но в конце сгорела, п.ч. решила, что теперь уже мне все можно, упилась кока-колой, перестала чувствовать тугой спазм в пищеводе.
Я бы показала вам фоточек, но мой багаж убыл в Сыктывкар и пока не вернулся. Два чемодана, дамский и детский с человеком-пауком, решили еще немного попутешествовать.
Загар теперь ложится на лицо снаружи морщин вокруг глаз, я щурюсь, и внутри морщинки остаются светлыми. Я чуть-чуть старею.