Эллендея Проффер написала отличную книжку. Сама считает, что о Бродском. Но она не о Бродском. Это просто - отличная книжка обо всем.
Бродский уже в Вене. "С Маркштейном Иосиф обсуждал свое “прощальное” письмо Брежневу, о котором мне мало рассказывал. Сказал, что в нем содержатся те же идеи, что в неотправленном письме о смертном приговоре Кузнецову. Идея была такая: мы оба когда-нибудь умрем, вы и я. Это будет для него новой мыслью, сказал Иосиф". У Бродского больно сердце. И Профферы носятся с этой идеей, мол, только в Америке он получит годное медицинское обслуживание. Это немножко смешно. Про советскую медицину вдоволь и легенд, и кошмаров, но все равно смешно. Сразу мамочку вспомнила, проф. Странина, грузинскую кафедру и Бакулева.
Ну и этот, тридцатилетний болезный, раздражает, конечно, страшно.
"Маркштейн сказал, что он должен опубликовать письмо, но Иосиф ответил: “Нет, это касается только Брежнева и меня”. Маркштейн спросил: “А если опубликуете, оно уже не Брежневу?” Иосиф сказал: да, именно так".
Между тем, Леониду Ильичу 76 лет, и все, что его интересует, это кончились ли "желтенькие" и почему доктор не разрешает их побольше, а разрешает так мало.
И сострадание мое, разумеется, с ним.
Отчество у тирана.
Вывод из книжки, к сожалению, один: русский мир населяют самонадеянные идиоты. И самые большие и громкие имена в этом мире отличаются самым невероятным идиотизмом. Сообразно масштабу.
Русскому миру неведомо смирение, какая-то странная страна, обуянная гордыней - всегда, не видящая этого - никогда. И каждый в ней, каждый.
Сама эта идея: я поэт - и этим я ровня любому вождю. Сама эта идея, что вождю бывает ровня и неровня.
Что поэт звучит гордо. Что вождь звучит гордо. Что что-то как-то вообще звучит. Как будто означаемое не совсем оторвано от знака.
Хорошо быть тихой американской четой, любить друг друга. взять в аренду IBM и на ручном прессе печатать 1000 экземпляров журнала с русской поэзией, в оригинале и в переводе. И репринт "Камня". Родить троих детей и продолжать печатать русский поэтов.
И носиться с веснушчатым капризным детиной как с писаной торбой. Время от времени.
И в целом сделать для русской литературы очень, очень, очень много. Не дурацкой диссертацией о "МиМ", нет, а этим вот ручным прессом.
Бродский уже в Вене. "С Маркштейном Иосиф обсуждал свое “прощальное” письмо Брежневу, о котором мне мало рассказывал. Сказал, что в нем содержатся те же идеи, что в неотправленном письме о смертном приговоре Кузнецову. Идея была такая: мы оба когда-нибудь умрем, вы и я. Это будет для него новой мыслью, сказал Иосиф". У Бродского больно сердце. И Профферы носятся с этой идеей, мол, только в Америке он получит годное медицинское обслуживание. Это немножко смешно. Про советскую медицину вдоволь и легенд, и кошмаров, но все равно смешно. Сразу мамочку вспомнила, проф. Странина, грузинскую кафедру и Бакулева.
Ну и этот, тридцатилетний болезный, раздражает, конечно, страшно.
"Маркштейн сказал, что он должен опубликовать письмо, но Иосиф ответил: “Нет, это касается только Брежнева и меня”. Маркштейн спросил: “А если опубликуете, оно уже не Брежневу?” Иосиф сказал: да, именно так".
Между тем, Леониду Ильичу 76 лет, и все, что его интересует, это кончились ли "желтенькие" и почему доктор не разрешает их побольше, а разрешает так мало.
И сострадание мое, разумеется, с ним.
Отчество у тирана.
Вывод из книжки, к сожалению, один: русский мир населяют самонадеянные идиоты. И самые большие и громкие имена в этом мире отличаются самым невероятным идиотизмом. Сообразно масштабу.
Русскому миру неведомо смирение, какая-то странная страна, обуянная гордыней - всегда, не видящая этого - никогда. И каждый в ней, каждый.
Сама эта идея: я поэт - и этим я ровня любому вождю. Сама эта идея, что вождю бывает ровня и неровня.
Что поэт звучит гордо. Что вождь звучит гордо. Что что-то как-то вообще звучит. Как будто означаемое не совсем оторвано от знака.
Хорошо быть тихой американской четой, любить друг друга. взять в аренду IBM и на ручном прессе печатать 1000 экземпляров журнала с русской поэзией, в оригинале и в переводе. И репринт "Камня". Родить троих детей и продолжать печатать русский поэтов.
И носиться с веснушчатым капризным детиной как с писаной торбой. Время от времени.
И в целом сделать для русской литературы очень, очень, очень много. Не дурацкой диссертацией о "МиМ", нет, а этим вот ручным прессом.
я понимаю, что именно этим и произвел впечатление)
Меньше пафоса и мифотворчества Да, но ведь значительных произведений искусства он не оставил. Таких, которые кто-то мог бы интерпретировать, переводить, анализировать. А Бродский, при всех его странностях, оставил.