4
Пока апрельская река
Захватывает город,
Ты держишь край воротника,
Оберегая горло.
Из черных сумерек сырых
Плывешь в тепло цветное,
И звонкий итальянский стих
Сентиментальней вдвое.
Глухой подледный зимний сон
Залечиваешь сказкой,
Где безголосый Пинкертон,
И Баттерфляй прекрасна.
стала писать как в 19: для каждого слова, для каждого словосочетания есть миллион вариантов, каждое слово вызывает настоящий страх, паническое бессмысленное "божечтоэто?", будто это какие-то гады. Все невнятное, все ни за чем, ничто не дает облегчения.
Пока апрельская река
Захватывает город,
Ты держишь край воротника,
Оберегая горло.
Из черных сумерек сырых
Плывешь в тепло цветное,
И звонкий итальянский стих
Сентиментальней вдвое.
Глухой подледный зимний сон
Залечиваешь сказкой,
Где безголосый Пинкертон,
И Баттерфляй прекрасна.
стала писать как в 19: для каждого слова, для каждого словосочетания есть миллион вариантов, каждое слово вызывает настоящий страх, паническое бессмысленное "божечтоэто?", будто это какие-то гады. Все невнятное, все ни за чем, ничто не дает облегчения.
А пока не так - то очень страшно.
Пока судьба еще легка,
И край не обозначен,
Держусь за край воротника,
Как за свою удачу.
И оттряхнув суждений прах
В звучанье многолюдном,
Я перешагиваю страх
Пред многословьем скудным.
Прощаю каждому из них
Тщету и многозначность,
И принимаю в белый стих
Созвучность и прозрачность.