красная книжка — @дневники: асоциальная сеть

вторник, 22 сентября 2015

11:55

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

URL

понедельник, 21 сентября 2015

02:11

сидела-сидела, работала-работала, читала-читала эту новую Улицкую, давилась-давилась, не дочитала, просто конец прочитала, плакала, писала ее. Злилась, уставала, забывала поесть, мама приехала.
Привезла цветов, яблок. конфет и фотографию Маяковского. Открытку.
вот, говорит, открытка 1924 года, Маяковский, представляешь. Говорю, мамочка, этого не может быть, прижизненный тираж открыток 50000 экз, фото Родченко, не может, милая, это заказ 1968 года. но все равно спасибо.
А еще, говорит, мне Валя подарила книжки. Гейне на французском, начало 19 века (в восторге). И кто-то еще. Фауст (теряется, забывает, тает). И совсем уже поникшим голосом: и этот еще... Ломоносов...
что у тебя есть, мама? зачем тебе перевод Фауста на французский, даже старый. Огосподи. Так что у тебя есть? Ломоносов? начала 19 века? Ма-ам??
Мам, хочешь грибного супа?
хочу. А помнишь Валю? Она еще читала все время
- помню. Красивая такая и сумасшедшая.
- Почему?
- не помню. Это ты всегда говорила, что она красивая, но немного не в себе. У нее еще дочка была.
- И есть. Валя очень много читала. Очень интеллигентная женщина. А сумасшедшего в ней только, что она дома не убирает совсем.
(мам, да это ты ли, вообще?!)
- У Вали бабушка графиня. Они бежали в Болгарию, потом во Францию. У нее огромный фотоархив семьи и старинные открытки на французском. Она мне все принесла, говорит, я старею. соображаю плохо, Люда. забери, а то все детям достанется, а им совсем не надо, они все выкинут. Кстати, 9 литров облепихи тебе - это тоже от Вали. И книжки вот.
Книжек не привезла. Только Маяковского. Теперь он смотрит на меня на рабочем столе, злой такой, в шляпе, Родченко, 1924. Я помню Валю. Помню ее кудрявую и мамиными словами: "красивая такая, и тетка хорошая, но видно, что она плывет"
- Валя говорит, что больше ничего настоящего читать не может, ничего уже не понимает и не запоминает, и только детективы читает и всякую дребедень. Потому что стареет.

Я тоже. Я не могу больше читать так, как раньше. Мне почти сразу все становится понятно и адски скучно. Редко-редко попадет хорошая проза.

А потом я уехала. Заставила себя выйти из дома, сесть в машину и поехать.
И сегодня было: какая-то несостроенная с кривым звуком группа, с текстом "водки и сока, водки и сока, завтра не будет первого и второго урока", кусок пиццы, немного имбирного чая, Диана, которую я первый раз в жизни видела и, боюсь, последний, которая 40 минут за столом фотографировала телефоном мои руки, извинялась, говорила, простите, просто очень красиво, трудно только смотреть, очень руки красивые, извините, долгий концерт АукцЫона, который я смотрела со звукрежской будки, потому что с земли не видно, а потом с земли, потому что мне надо было петь, плясать, скакать и орать, и я пела, скакала и орала, гелевые шарики с неоновой лампочкой внутри, поиски туалета и хохот в очереди в него, ночная Москва, много, страшный памятник страшному царю, залитая цветным огнем река, прыжки по фонтану, мокрые ноги, беседа с дяденькой о разнице между сигаретами и электронными сигаретами, сидение у реки, чтение реке Мандельштама, Гумилева, АПЦ, кого-то еще, дождь, попытки стоять под зонтом втроем, сидение под мостом, потому что дождь, девочка, прыгавшая в ночи через скакалку и бьющая собственные рекорды, чтение Пригова и Шиша Брянского, попытки дойти до машины невзирая на дождь, стояние втроем под зонтом - у машины - хотя дождь давно уже кончился и пение всех песен Богушевской, какие мы смогли вспомнить. Потом я ездила по городу в ночи без ОСАГО, поднимая водопады воды, листьев и света.

URL

воскресенье, 20 сентября 2015

01:26

едва начался сентябрь, или кончался, или октябрь. Коллинз не любил меня, не хотел любить. Я унывала, но виду не подавала. Бросала курить. Уехала на дачу и там сидела чего-то в печали, забыла уже, а, нет, помню. Нет, не помню. Помню вот так: журфак собрался поехать в музей Окуджавы в Переделкино, просто прогуляться. И Кирпич звонил мне и говорил: - Леночек? ты приедешь? - а я отвечала, что не знаю, потому что была на даче и забыла там вылить помойное ведро, и мама теперь убивает меня и посылает туда обратно ехать, чтобы его вылить, потому что оно де стухнет. Было так страшно холодно, градусов 10. Был 1998 год, мне было 18 лет. Кирпич сказал: не понял я, Ленок, 100 км ехать, чтобы ведро помойное вылить? Я сказала да, ага. Да нормально все, мам, не оправдывайся. Мы встречались в субботу в 12-00 на Киевском вокзале. А ехать я собиралась в пятницу после работы. И Кирпич сказала: Леночек, давай я поеду с тобой туда - а утром вернемся и поедем в Переделкино со всеми? Пятница. Провести рабочий день, сесть в электричку, доехать 100 км, вылить помойное ведро, переночевать на ледяной нетопящейся даче, снова вылить ведро, пойти на электричку, еще 100 км до Казанского, потом метро, потом еще 50 до Переделкино, пешком, 50 обратно, метро, домой. Я сказала да, окей. И он сказал да, окей. Я сказала да, потому что мне было как-то неудобно, что он готов на подвиг, а я нет.
Мама дала мне с собой холодную жареную рыбу. Немного. Она помялась за день. Мы ее открыли, смотрели на нее, костлявая, холодная, страшная, Кирпич сказал: я знаю, это стерлЯдь. Да, Ленок. Это стерлЯдь. Еще у нас был белый портвейн, который я погрела на плите, а Кирпич боялся его пить, потому что белый. Горячий и белый. И пил холодным. А я пила вот горячим, потому что так теплее. Потом мы затопили буржуйку, я надела Тасину старую дубленку без рукавов и прислонилась прямо к самой печке - стало тепло, потом еще теплее, потом совсем тепло, так тепло, наконец-то, так прекрасно, Кирпич болтал, я грелась и смеялась. Потом Кирпич сказал, мол, спать пора. И стал раздеваться. И стоит такой в белой футболке посреди комнаты, босиком, а холод собачий, мне страшно даже от печки отклеиться, и я так и сижу к ней прижавшись и время от времени мне стыдно, что я все тепло забираю себе и не выпускаю в комнату, и ему холодно, наверное. А тут вдруг стоит в футболке и делает вид, что зубы на зубы - попадают. Как я заставила себя лечь в ледяную постель - я не помню. Но уснули, утром проснулись, попили чаю и поехали. Ведро помойное вылили. А Тасину безрукавку дубленую я, конечно, припалила об печку. На ней остался ожог. Мама убивала меня потом. Странно, мам, а вот за это обидно.
Приехали на Киевскую вовремя, хорошие такие, вдвоем. Соловей сказал: Ты прям... Выглядишь.
Соловей вот тоже не хотел меня любить, но я не унывала, и виду не подавала.
Надо было расписаться в книге посещений и благодарностей, и все писали - "Кирпич". "Коллинз". Соловей написал "Соловей" и бормотал, мол, это моя фамилия, а ведь подумают, что я с вами.
Через 20 дней Коллинз позвал меня на свиданье.
Через год мы поженились.
Кирпич меня любил. Хорошо ко мне относился, дружил со мной, любил меня, и вообще как-то по-человечески. Через 5 лет он умер, случайно, под электричкой, на той же ветке.
24 сентября у Сережи день рождения, ему было бы 35 лет, и этот пост я не делала ежегодным, но время от времени я что-то писала. Пишу сейчас, пусть не 24, а раньше, но Банька показала фотографий как раз этого дня - и я так ясно вспомнила.
И еще поняла сейчас, что я забыла Сережину фамилию. Дронов? Точно Дронов? Я не помню.
Сергей Александрович Дронов. Помню. Но не поручусь.

04101998, считает фотоаппарат

@темы: только слов во рту, Ч, Семья

URL

суббота, 19 сентября 2015

19:37

каждый раз, когда я плачу, я вспоминаю, как это прекрасно - плакать. Как я стала плакать два года назад и плакала, наверное, целую неделю без всякого повода, и то и дело думала: слезы, слызе, плач, это же так здорово, неужели, сколько же я не плакала перед этим, сто лет, наверное, и все время боялась, что опять все схлопнется и слез не будет, и вообще ничего не будет.

@темы: доктор, Семья

URL

четверг, 17 сентября 2015

13:36

12-шаговая программа это добро и к ней можно присоединиться в любой момент.
Просто решила сообщать об этом миру время от времени, хочу посмотреть, как все начнут меня ругать, пугать, стыдить и оспаривать (это уже громко происходит в моей голове)

Но все же 12-шаговая программа это добро, я провела в ней полтора года и не жалею ни об одном дне. Полтора года были лучше, чем целые 10-летия моей дурацкой беспутной непоследовательной и истерической жизни.
*наша не совсем классическая группа взаимоподдержки, п.ч. ее ведут терапевты.

@темы: доктор

URL

среда, 16 сентября 2015