Люди, Тамбов! Вам что-нибудь говорит имя Мария Пчелинцева? А вашим знакомым? )

По сути, мне осталось рассказать совсем мало. Осталась только улица Горького и ее достопримечательности.
Занятный дом, понравившийся мне своими геометрическими формами и чуть ли не глазная поликлиника, и дом с мавританской террасой)) , монументальный
Гимназия, в которой учился Бурлюк (вот тут мне кажется, что Хлебников тоже в ней учился, и что Аксенов учился в ней же)
Памятник Державину в Лядском садике (раньше тут стоял памятник Горькому, что было весьма логично, но его перенесли в 2004 в конец улицы (пересечение с ул. Курашова) Что еще мы знаем о памятнике Державину? Что когда в Казань приехали Бахыт Кенжеев и Алексей Цветков, Леша организовал их выступление совместно с Григорием Данским (который сочинил пестню, мол, я никакой не экономист, я самодеятельный артист), но никто не расстроился, а все прекрасно выступили, и поэты очень понравились слушателям, и те повели поэтов гулять по городу, и гуляли большой толпой (человек 30) до трех часов ночи, а примерно к трем часам остановились рядом с Державиным и стали фотографироваться. И тут прибыл патруль милицеский на двух, что ли, машинках, чтобы разгонять этот беспорядок и разнимать пьяные драки, но с удивлением выяснил, что ни драк, ни беспорядка нет, а только два заокеанских мэтра и гостеприимные татары. Милиция порадовалась и уехала.
И музей Горького, вот слева крошечный фрагмент - действительно то место, где А.М. работал у пекаря, а все конструктивистское излишество, которое мы видим справа - мемориал, позднее пристроенный. Он поступил подручным пекаря в пекарню народника А.С. Деренкова, где проработал до марта 1888 г. Пекарня помещалась в доме Беленко на углу Лядской (Лецкой) улицы (Горького). Там же, в том же здании, музей Шаляпина - просто потому, что одна из директоров музея Мария Николаевна Елизарова была большой поклонницей Шаляпина, другого здания ей не давали, а А.М. и Шаляпин были знакомы. На крылечке меня, опаздывающую, ждут Алена Каримова, Наиль Ишмухаметов и Глеб Михалев, а внутри - еще 40 человек слушателей, чрезвычайно приятных людей Ровно в ту же минуту звонит Леша и говорит, что они с Герой приедут чуть-чуть позже , а я заблудилась и в поисках музея обошла дом Кекина три раза по и против часовой стрелке. Еще - мне рассказали смешную историю, как Горький жил две недели у Евреиновых, те жили очень бедно, но кормили его и поили, и хозяйка дома стала лепить пельмени, а Горький - смотреть и говорить, мол, а у нас мяса намного больше кладут! и показали этот дом на углу Лихачевского переулка и Первой горы (ул. Ульянова-Ленина, д. 60), фото чужое, из ру_казань, что ли, дом - кандидат на снос, разваливается читать дальше)
Осталось сказать только, что музей Боратынского - тоже на ул. Горького

И показать дом, в котором жил Ульянов в Казани (он, к счастью, не разваливается, там экспозиция, музей, все хорошо, не успела посмотреть внутри, это соседний с евреиновским дом, 58) читать дальше

Вечером субботы добрый Леша вез меня домой, по дороге за едой, молоком, колбасой, сладким, потом я пила чай, пыталась записать то, что увидела и услышала, и спала, а утром я пошла и сделала несколько фотография города. Некоторые - просто так, а про некоторые можно и рассказать. Первым делом татарская семья отвезла меня в Кремль. Кремль каменный построен по псковскому образцу, строили его те же ребята, что и Василия Блаженного, причем их именно сняли и отправили в Казань всего через год после начала строительства Василия Блаженного, осуществлять общее руководство. До того Кремль был деревянный, и он очень пострадал как фортификационное сооружение. До 1552 года в Кремле была соборная мечеть Кул-Шариф, в 2005 году ее снова построили - и абсолютно всем она не нравится. А мне нравится Кул-Шариф! Да, и я дорвалась до камеры, потому фоток будет много и они буду так себе (что-то такое у меня случилось, что все криво и косо снимается, все заваливается в кадре...)

Псковские зодчие Постник Яковлев и Ивашка Ширяй и городская стройка
Они же и фрагмент Спасо-Преображенского монастыря
Здание юнкерского училища в Кремле, в нем расположены Национальная галерея Хазине и филиал Эрмитажа, в глубине кадра - Спасская башня (Спасская башня изнутри и снаружи (виден знак ЮНЕСКО)
Башня Сююмбике в Кремле и президентский дворец "В дате постройки башни ученые расходятся. В авторитетном труде "Казань в памятниках истории и культуры" (под ред. С. С. Айдарова, А. Х. Халикова, М. Х. Хасанова, И. Н. Алеева) башня ориентировочно датируется 1645—1650 годом. Сторонники гипотезы возникновения башни после 1552 года в качестве дозорной указывают на сходство башни Сююмбике с Боровицкой башней Московского кремля. Известный казанский краевед, профессор Казанского Императорского университета Н. П. Загоскин в XIX веке считал вопрос с датировкой башни открытым и склонялся к версии ее возникновения в ханский период. Возможно, башня была построена в период правления хана Шах-Али, установившего добрые отношения с московским князем. Высказываются предположения, что московский князь мог прислать для постройки башни в Казань мастеров, строивших Московский кремль, что и могло в итоге сказаться на сходстве башни Сююмбике с Боровицкой башней."
Башня Сююмбике действительно падает, не только у меня в кадре, но и вообще - очень сильно пападет

Сююмбике - это женское имя. Вики пишет нам "Сююмбике - правительница Казанского ханства, жена казанских ханов Джан-Али (1533—1535), Сафа-Гирея, Шах-Али, дочь ногайского бия Юсуфа и прапраправнучка основателя династии Ногайской Орды Идегея.
Правила Казанским ханством в 1549—1551 годы в качестве регентши ввиду несовершеннолетия своего сына, который стал наследником ханского престола в грудном возрасте. Царица Сююмбике — одна из первых женщин-мусульманок в истории исламского мира, которые выполняли роль главы государства. В 1551 году она была выдана казанцами Ивану Грозному вместе со своим сыном Утямыш-Гиреем и казанской казной. В Патриаршей летописи об этом говорится, что они (казанцы) послали "к Шигалею (Шах Али) и к воеводам бити челом, чтобы государь пожаловал, гнев свой им отдал, а пленити их не велел, а дал бы им на царство царя Шигалея (Шах Али), а Утемыш-Гирея царя государь к собе взял и с материю Сююнбика-царицею".
Через полтора года против своей воли была отдана замуж за касимовского правителя Шах-Али. Последние годы жила в Касимове, где и умерла. Могила неизвестна."
И дальше приводит нам баит в пер. В. Думаевой-Валиевой
читать дальшеВ одна тысяча пятьсот да пятнадцатом году
Появилась я на свет в знатном княжеском роду.
Дочь мурзы, жила в Крыму я, не ведая забот,
О беде, бывало, мне даже мысли не придёт.
Рока волею была я в Казань привезена
И за хана Янгали была замуж отдана.
Лишь два года прожила я за ханом Янгали
И осталася вдовой, тяжки были эти дни.
В те поры Сафагирей над Казанью ханом встал,
Хоть имел уже трёх жён, но меня четвёртой взял.
Каждый день несла с собой жизнь коварство и обман,
Положили на Казань глаз цари соседних стран.
Сколько жил Сафагирей, столько выпало нам войн,
Всё смешалось на земле, шли враги со всех сторон.
Жизнью этой прожила я четырнадцать годов,
Неуютная Казань, на дорогах льётся кровь.
Город смутою объят, смерть царит среди полей,
В эти тягостные дни умер хан Сафагирей.
И тогда московский царь взять решил Казань себе,
Вся в смятении Казань, но не внемлют мурзы мне.
Подчинить их не смогла, не идут мои дела,
Каждый всех других умней, я решенье приняла.
На могиле хана мной был воздвигнут минарет,
«Будут помнить, – говорю, – моё имя много лет».
Но завистница моя моей славы не снесла
И московскому царю на меня и донесла.
Мол, сложила минарет для войны Сююмбике,
Мол, из Крыма и войска на пути невдалеке.
У меня же в голове мысли не было такой,
Хоть и мурзы о войне толковали меж собой.
Говорила им: небось, не обидит нас Москва,
Повинуемтесь мы ей, ведь дороже голова.
Коли силой пригрозит, то откупимся добром,
Не нарушим договор, сбережём зато свой дом.
Если будем в мире жить, понапрасну кровь не лить,
То торговлею с Москвой сможем ханство укрепить.
Нам же выгодней, когда нам союзница Москва,
Не внимали мурзы мне, не дошли мои слова.
Пригрозила тут Москва, чтоб сдавались подобру,
Мол, не сетуйте потом, сами выбрали игру.
Как узнала я об том, собралась уехать в Крым,
Промедление моё оказалось роковым.
И Москве наперекор мурзы рушат договор,
А московичи меня в том винят, мне шлют укор.
Меж Казанью и Москвой снова вспыхнула война,
Побеждённая Казань предложила мир сама.
Но поставила Москва соглашенью уговор,
Чтоб в заложницы меня ей отдали под запор.
Соплеменникам-князьям только на руку мой плен,
Ради выгоды своей совершили тот обмен.
Подписали договор, и за мною, наконец,
Прибывает из Москвы ненавистный мне гонец.
Как с судьбою совладать, нету рядом никого,
Обрекли меня на плен, лучше б смерть взамен его.
На могилу я пошла, волю я дала слезам,
Говорила мужу: «Глянь, продают меня врагам.
Если б только мог ты знать, превозмогши смерти тлен,
С сыном маленьким твоим нас рабами сдали в плен.
Оттого, что даже смерть не могла нас разлучить,
Нас увозят от тебя на чужбине погубить.
В твою бытность на земле покорялись мы тебе,
Ныне мёртвые живём, милый, взял бы нас к себе.
Я оплакала тебя здесь с тобой наедине,
Оставляю одного я тебя в родной земле.
Знать, разлуку предписал твоей смертью нам Аллах,
Уезжаю навсегда, унося с собой твой прах».
Над могилой говорю, пересохло всё во рту,
Слёзы выплакала все, да не выплакать беду.
Коли так решил Аллах, от судьбины не уйти,
Плачь хоть кровью вместо слёз, в людях жалости не жди.
Потерявши свой престол, я проплакала три дня,
Обессилевши вконец, припадала к Богу я.
Брошу ль взгляд на лоно волн, там за мною прислан чёлн,
Чтоб бесчувственная я в свой отправилась полон.
Из сарая хана всю утварь ханскую мою
Ровно три сносили дня и грузили на ладью.
Поступил теперь приказ отвезти на чёлн и нас,
Свет померк в моих глазах. Как снести прощанья час?
С трона под руки свели, посадили на арбу,
Нету слов, чтоб описать чувств смятенье и борьбу.
Горожане собрались, провожая, голосят,
«Хан московский – добрый хан», – утешая, говорят.
Плач над городом стоит, причитания и стон,
Но в страданиях моих у князей был свой резон.
Для покоя своего, избавленья от меня
Подписали договор все казанские князья.
Плачет музыка навзрыд, расставание поёт,
Песен жалобный мотив мне покоя не даёт.
Показалось мне тогда, будто рухнул небосвод,
И подумала: по мне плачет так простой народ.
Говорит один «прощай», а другой «здорова будь»,
Я народу говорю: «Ухожу, не обессудь».
До Казанки довезли, посадили на ладью,
Онемела я совсем, ничего не говорю.
Птицей-коршуном меня понесла с собой ладья,
Без движения была, как бесчувственная я.
Как достигли Волги мы, посмотрела снова я,
Где осталась сиротой без меня Казань моя.
Плыли так и добрались мы до города Зуи,
Поглядеть на нас к реке мурзы местные пришли.
Простояли мы в Зуе без движения три дня,
К нам никто не заходил, не сходила с места я.
Вновь плыву, терпя нужду, в заточении в Москву,
Мне не в радость белый свет, думой горестной живу.
Долго плыли мы, пока не доплыли до Москвы,
Уж в Москве, я говорю, не сносить нам головы.
Здесь на «девичий майдан» нас со свитой привезли
И немного погодя в дом большой меня ввели.
Тут приставили ко мне десять стражей сторожить,
Не впускать, не выпускать, мой побег предупредить.
Так проходит день и ночь, от страданий мне невмочь,
Два боярина идут: мол, идём отсюда прочь.
Что им, пленная, скажу, я покорно выхожу
С сыном маленьким моим, что с ним будет, вся дрожу.
Привезли на двор большой, во дворе большой дворец,
Хан-сарай, везде народ, все глядят. Вот, наконец,
К падишаху подвели, что я слышу, подходя:
«Тебя замуж отдаю, здесь останется дитя».
Тут же бедное дитя отобрали у меня,
Словно бросили меня снова в пламя из огня.
Как узнала я потом, мальчик отдан был попам,
Чтобы с ранних детских лет потерял себя он сам.
В тот же год отдал меня снова замуж падишах,
Хан касимский Шахгали, муж мой, был Казани враг.
Только в жёны взял меня, из Москвы ему приказ,
Чтобы он с Москвой вдвоём покорил Казань в сей час.
На Казань пошёл мой хан, победил и покорил
И предателей моих тут же в землю уложил.
Хан казанский Ядегер да с соперницей моей
Были взяты оба в плен, в шкуре побыли моей.
Сын мой бедный Утемеш до шести там прожил лет,
Одним горем меньше мне, потеряли его след.
Без страданий ни один эту жизнь не пересёк,
И счастливому в земле уготован свой песок.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Как я посетил Казань. Простите, но совсем не хочется катить пост.
Впечатлений вчера еще, да ну, утром еще, было море. Теперь, конечно же, их меньше. Я вообще не понимаю, как людям удается писать не путевые заметки, а воспоминания о путешествиях - у меня все стирается... Я выехала в горящем вагоне, ну вы это уже читали. Утром меня встретил Леша, поймал меня с поезда, забрал мой чемодан, сказал, что не надо его катить, а то он испачкается, и вот уже тут я расчувствовалась в первый раз. Потом я собиралась закурить, а Леша сказал: "Ой, не надо тут курить, ладно? в машину сядем, там и покуришь" - и с этого момента я, по идиотизму, решила, что курить в мусульманском городе на улице нельзя. И еще часа три думала, что нельзя. Так встречала меня Казань. Это Зилант, царь змей, там, в Казани, по преданию было ужасно много змей, и тогда жители то ли попросили Зиланта увести их из города, то ли победили Зиланта (не, это вряд ли), но змеи в итоге исчезли. А по третьей версии, Зилант до сих пор охрняет ханские сокровища, спрятанные перед захватом города. В любом случае, сайты пишут, что исторически достоверен факт: змеи были во вножестве, а потом исчезли. Черный Зилант с золотой короной на гербе Казани с 1781 года, и пробыл до 1926, когда использования всей этой символики было запрещено. В современном варианте герб Казани существует с 2005 года,и на нем в серебряном поле, на зеленой траве черный Зилант с золотой короной, лапами, когтями и глазами, с червленым языком и крыльями. Щит увернчан казанской шапкой (столичной города).
Мы поехали на большой-пребольшой машине по городу Казани, за рулем был милый человек, водитель Вадим, который не пошел на свадьбу брата (ну т.е. вовремя не пошел, а вечером уже пошел), потому что в свой выходной день согласился меня встретить (да, это его работа, но это же и его выходной). Мы приехали на улицу Ибрагимова (это очень большой проспект в очень спальном районе), там нас встретила тетя Роза - невероятно, неповторимо говорливая и суетливая татарка, анекдотическая, она заставила меня тысячу раз подряд включить и выключить газ в плите и в колонке, чтобы убедиться, что я ничего не спалю. Когда мне уже становилось худо, Леша ласково проводил хозяйку. Квартира была двухкомнатная и позаброшенная. Леша сказал, что есть план: я быстро прихожу в себя, делаю все, что мне нужно сделать, умыться там, переодеться, то да се, отдыхаю, у меня есть время, а он пока покурит на кухне. А потом мы едем на экскурсию "Развалины Казани" или "Казань в руинах", которая уже сейчас началась и идет, но это пустяки, мы присоединимся, и заодно найдем там Галю, с которой я должна познакомиться. Я сказала "Хорошо!" (потому что я сильно люблю экскурсии и развалины) и мы пошли. А тут еще вспомнила, что постель была не застелена, просто на ней лежало новое белье. Мы обсудили это и ладно. Ушла переодеваться, вышла - а Леша уже стелит. Потому что забота. Потому что принимает гостью. И я вспомнила эту сцену, точь-в-точь, у Басинского, с Толстым, который стелил гостям самым, чем неимоверно смущал их.
Экскурсия тоже была не просто так, а целая акция городской интеллигенции, пребывающей в отчаянии последние 15 лет, пока на ее глазах старая Казань (действительно очень старая, разваливающаяся, рассыпающаяся, нуждавшаяся в долгих и дорогих реставрационных работах почти повсеместно и производившая впечатление одной большой руины. Правда, когда я приезжала в 2003 году, было впечатление гигантской стройплощадки. А в этом году - большого коллажа, где все вперемешку, старое, новое, разваливающееся, новодельное стилезованное, не стилезованное, обломки конструктивизма, псевдоклассика, стройка, горелые окна - все) вывозится бульдозерами. Дело в том, что Казань последние 20 лет выжигается, вырубается, выметается, уничтожается - и застраивается заново. Почти ничего не реставрируется, и точно ничего не сохраняется в разваливающемся виде. Гала (потом расскажу) сказала, что это нормально для татар, что таков менталитет - старое, некрасивое, сомнительное, любое не-новое надо выкинуть как можно скорее, стереть с лица земли. Если в деревне татарин построил новый дом, то надо не надо - татарин срочно разрушает старый дом, нет большего позора, чем старое, ветхое. Мне казалось, что проблема несколько надумана, но они приводят хором много поражающих воображение примеров. Особенно потрясло, что у них были целые улицы деревянных домов в условном стиле деревянное барокко. Мне так сложно это представить, что хотелось посмотреть хоть раз, и Галя один показала, но было уже темно-темно. Экскурсия началась у Собора Петра и Павла, который совсем даже не развалина, а красив невероятно, он действующий и напомнил мне очень сибирское барокко в Иркутске. Вот он
читать дальшеПетропавловский собор — самая высокая церковь Казани (52 метра) и возможно всего Поволжья. Петропавловский собор всегда был самым впечатляющим в ожерелье казанских храмов, его посетителями были все российские императоры, начиная с Екатерины II (кроме Николая II), и почти все известные люди, независимо от вероисповедания, посещавшие Казань, — описания собора приведены в сочинениях Александра Гумбольдта и Александра Дюма, здесь был Александр Сергеевич Пушкин, в хоре собора пел Федор Иванович Шаляпин.
Одноименная деревянная церковь стояла на этом месте с 1565 года. 27 — 30 мая 1722 г., направляясь в персидский поход, Казань посетил Петр I. Это было уже третье посещение города Петром, первое состоялось в 1695 г. во время Азовского похода, второе — в 1708 г., когда в Казани было открыто адмиралтейство. Император остановился у известного казанского купца и благотворителя, владельца суконной мануфактуры, Ивана Афанасьевича Михляева, 2-этажный кирпичный дом которого находился рядом с деревянной Петропавловской церковью, стоявшей на месте современного собора. 30 мая в Казани Петр I отпраздновал свое 50-летие. В память об этом событии и в благодарность за доверие государя, отдавшему ему в собственность убыточные казенные суконные мануфактуры, Иван Афанасьевич решил воздвигнуть новый великолепный собор во имя св. Петра и Павла, небывалой для Казани и всего Поволжья высоты и роскоши.

4 года местными силами строили церковь, за основу взяли обычный план посадского храма, каких много строили в Казани и по всей России, но не учли, что традиционная схема храма не предполагает огромной высоты, в итоге ночью свод храма обрушился. Узнав об этом, царь прислал строителей из Москвы (предполагают, что вместе с московскими мастерами прибыли и флорентийские зодчие) и уже в 1726 году митрополит Казанский и Свияжский Сильвестр (Холмский) [1] торжественно освятил новый храм (о чем имелась соответствующая надпись на деревянном кресте, хранившемся в ризнице Петропавловского собора до переворота 1917 года[2]).
Храмовый комплекс включает в себя собственно собор, колокольню, дом причта.
В годы советской власти в нем собирались установить маятник Фуко, но не стали.

Архитектурный ансамбль

Собор
Первоначально главный подход к собору был со стороны Спасской башни и гостиного двора, и именно северная сторона была спланирована архитекторами как главный фасад храма: с севера на второй этаж, в главный придел св. Петра и Павла, ведет прямая парадная лестница (разрушена пожаром 1815 года, восстановлена в 1888-90 гг.). Слева от лестницы, придел с храмом во имя Неопалимой Купины (до 1848 во имя Рождества св. Иоанна Предтечи) на первом этаже и «Живоносного Источника» на втором, дополняет и подчеркивает высоту основного объема храма, ступенями изукрашенного лепниной четверика, восьмерика, и двух глав устремленного ввысь. Над карнизом восьмерика, вместо типичных для барокко каменных наверший, в Петропавловском соборе — легкие узорчатые кованые решетки. С севера и запада собор огибает открытая галерея, которая поворачивая спускается на южную сторону, к нижнему храму во имя Сретения Господня. На уровне галереи великолепные многоцветные каменные растительные орнаменты дополнены аршинными расписными изразцами. Со временем подход к храму с северной стороны был застроен домами, и теперь главный вход в собор находится с юга.

Колокольня

Вскоре после строительства собора, к северо-востоку от него возвели 49-метровую (21 сажень и 1 аршин без креста, с крестом 22 сажени и 2 аршина) 6-ярусную колокольню. Во 2-м ярусе, в нишах юго-восточной и северо-западной углов четверика, стояли скульптурные изображения Евангелистов. Многоцветный барочный декор колокольни не уступал собору: под каждым из 8-ми окон «фонаря» колокольни в квадратном углублении расположены синие, с желтыми и белыми цветами изразцы в форме звездочки, над каждым окном колокольни, во всех ее ярусах — белокаменные кокошники.

В 1888—1890 гг. в предпоследнем ярусе установили часы работы Петра Ионовича Климова. До революции на колокольне было 10 колоколов, на самом большом была надпись: «В благословенное царствование, Благочестивейшего Самодержавнейшего Государя Императора Александра Павловича и всея России, с благословения Преосвященнейшего Амвросия, Архиепископа Казанского и Симбирского и разных орденов кавалера, перелит сей колокол в царствующем граде, Казани, к соборной церкви святых апостолов Петра и Павла. Весом 189-ть пуд. 34 фунта. Меди 161 пуд. поступило из прежнего разбитого большого колокола, а остальное добавлено, равно и за переливку заплачено сбором от доброхотных дателей. Лил сей колокол казанский купец Иван Ефимов Астраханцев 1825 года». На колоколе были барельефные иконы: с северной стороны — Сретение Господне; с южной — Казанская икона Божией Матери; с западной св. апостолов Петра и Павла; с восточной — образ Благовещения с предстоящими казанскими святителями: св. Гурием, Германом и коленопреклоненным Варсонофием.

На втором колоколе надпись: «сей колокол отлит в царствующем граде Казани, в заводе, Серея Корнилова, к церкви Петра и Павла, пожертвованием Петра и Николая Молоствовых и усердием прихожан и старанием протоиерея Виктора Петровича Вишневского и старосты церковного, казанского купца Савелия Степановича Зайцева, в 1835 году месяца июня 10 дня 99 пудов».

На третьем колоколе: «приидите людие во Храм Спасения Бога нашего. Лил мастер Петр Никитин Кирюхов. Весу 54 пуд. и 17 фун.».

На четвертом колоколе весом в 15-ть пудов и 11 фун. барельефные иконы, к востоку Воздвижение Креста Господня Константином и Еленою, к западу Распятие, к югу казанская икона Божией Матери, к северу Николая чудотворца. Надпись: «вылит сей колокол в Казани, в заводе Ивана Кирюхова»[9]. Дореволюционные колокола были разрушены, недавно на колокольне был водружен новый 3-хтонный колокол ярославского литья, такой же, какой был до революции.

Дом причта (дом Михляева)

С западной стороны собора, на территории, принадлежащей швейной фабрике, находится дом купца Михляева 17 века постройки — самый старый памятник гражданской архитектуры в Казани, где в 1722 году останавливался Пётр I. Из дома шел прямой ход в храм, а с севера дом примыкал к небольшой церкви Косьмы и Дамиана. По завещанию Михляева дом отдавался собору, но из-за ошибки в оформлении документов перешел к наследникам Михляева — Дрябловым. Более 20 лет домом владел сын Федора - Иван Дряблов, который перед смертью в 1774 году, желая сохранить здание для потомства, передал его городской управе, которая устроила здесь сначала богадельню, а затем и вовсе стала сдавать помещения в аренду. В 1816 г. дом был передан Казанскому городскому обществу и использовался под харчевню, в 1833 г.— под гостиницу, в 1840 г.— под трактир, затем под чайную. Дом я не узнала, а теперь нашла его фотографии на чьем-то сайте. Это территория швейной фабрики, магазина и столовой при ней, пройти туда без пропуска швеи нельзя, все там в чудовищном состоянии, дом Михляева используется для подсобных нужд. читать дальше


Потом мы прошли буквально полтора шага, мельком посмотрели на отреставрированную гимназию и тут же рядом (сравните кадры, поразитесь, рекомендую) - первая дворянская гостиница, в которой отсанавливалась Екатерина Великая, догоняющая супруга Мария Раевская (правда, экскурсовод путалась в фамилиях) и Пушкин (который ночевал всего одну ночь, потому что потом его увел к себе домой Боратынский, который как раз только что женился).
Тут поднялся страшный ветер, все пошли смотреть часть гостиницы, которая как раз горела, а Леша сказал "Гала. Мы сейчас ее простудим, Лена замерзла, ей холодно, пойдем где-нибудь покормим ее завтраком?" - и отметает Галины предложения чайной и татарской национальной кулинарии, ведет нас в ресторан "Узбекистан", где мы пьем Джеймисон, едим салатики, рыбку, шурпу и плов. Эх... забыть не могу... Джемисон-то повторялся еще многажды. Но ресторана "Узбекистан" (на самом деле он "Рубаи", но мы прозвали его так) больше не было... Пока мы еще не делако ушли, я расскажу про Боратынского. Он как раз женился на Энгельгарт, а Пушкин как раз приехал в Казань писать историю Пугачевского бунта, и поселился у Боратынского. В этой усадьбе (точнее, в уцелевшем флигеле) - музей.
www.tatar.museum.ru/Boratynsk/boratinsky.htm И трогательную такую историю рассказали, как он повез Энгельгарт в Неаполь, потому что она болела, и там два месяца волновался о ее здоровье, и ежеутренне к ним приходил доктор - осмотреть больную супругу, и вот однажды, чуть раньше доктора, Е.А. пришел к обожаемой жене подержать ее с утра за руку, и ему показалось, что она не дышит. Тут Е.А. потерял сознание от потрясения, и столпившиеся вокруг него люди решали, послать ли за врачом прямо теперь или подождать, ведь врач и так с минуты на минуту должен прийти посмотреть А.Л. И пока они думали, пришел доктор, действительно, и выяснил, что Е.А. уже скончался от инсульта. Такая трогательная история опять... Ох уж эти супруги поэтов...
Теперь про Галю. У меня нет ее фотографии, но она прекрасна. Она изумительная женщина. Я сейчас поем и расскажу про нее. Она чудесная.
"А еще мне были две Евы" - да, в Казани мне были две потрясающие женщины.
Галя редактор отдела прозы в общ-лит журнале "Идель", очень строгая, очень умная, исключительно приятная женщина, нашедшая время гулять со мной несколько часов по городу и рассказывать о нем. Она водила нас по не совсем туристическим, но бесконечно интересным местам. Мы прошли Астрономической улицей мимо обсерватории КГУ, обошли КГУ вокруг и дошли нынешней национальной библиотеки. Под библиотеку отдан частный дом Ушковой, вот нашла чью-то фотку в сети, своей нет, потому что у меня на самом деле не было фотоаппарата, это я потом доделывала фотографии Этот чудесный дом владелец химических и керамических заводов подарил своей супруге на свадьбу. Дата постройки - 1903-1906, архитектор - К.Л. Мюфке. Дом построен с большим размахом и роскошью, мы прошли по библиотеке нашей маленькой экскурсией, все посмотрели и потрогали, Леша вспомнил молодость, как он любил заниматься в ее читальных залах. Гардеробная комната и холл сделаны в китайском стиле, в гарбедорной потолки создают полное впечатление, что большие деревянные панно, но оказалось, что рисунок сделан побелкой, лестничные перила все в резных огромных деревянных драконах, тонкие, изумительные псевдокитайские витражи, мраморный пол, обильно инкрустированный агатом и латунными прожилками, чтобы тоже складывались картины в восточном духе; столовая комната - готика, черный мореный дуб, есть хоры для оркестра; большая зала - ампир; будуар Зинаиды Ушковой - барокко, он в розовых тонах, в комнате Ушкова - опять же, она в мавританском стиле, салатовая, на потолке вензель N - и это вовсе не Николай, а Наполеон; кроме того, в именно этой хозяйской комнате есть эркер (его видно на фото) - он обращен к Мекке и был построен спецально, чтобы в нем мог уединиться молящийся гость; огромная супружеская спальня с двумя каминами. Полы в коридорах и службах выложены керамической плиткой с заводов Ушкова, с клеймами. На первом этаже есть комната с колоннами, где на колоннах барельефы со слоновьими огромными головами, живо напомнившими мне киевский Дом с химерами Городецкого. Кроме того, в доме есть зимний сад - грот, выложенный ракушечником, скрепленным яичным белком, экскурсовод назвала цифру в яйцах, я забыла, сколько, но потрясающе) Там была система полива и фонтан, так вот они сломались. Что удивительно - все родное, все рабочее - и каминное отопление, и зеркала, и дверные замки, и оконные рамы (заменены только внешние рамы в нескольких окнах), и подоконники, и вообще все. Только система полива и фонтан погибли. Дом достался городу, потому что через три года после свадьбы Ушкова продала его Казани и уехала в Париж, а сам Ушков - в Тулу, где вскоре познакомился с балериной (забыла), женился на ней и жил долго и счастливо, а таких подарков больше женам не делал.

Эх! Ух! Хорошо принимали в Казани. Эх! Вот оно где, гостеприимство-то! Обалдеть. Потрясающе...
Мне прямо-таки наука, как надо на самом деле принимать дорогих гостей
Про город расскажу. Слушайте, на каком клевом поезде я ехала обратно! Он весь мягкий )) весь обитый бежевым таким махровым полотенцем ) Наверху полочки откываются как шкафчики. Внизу диванчики пожнимаются наверх, чтобы на постель не садиться. Одеяла синтепоновые. Одно под бок постелила вдвое, други завернулась с ног до головы, спала, как мышь. Спать, правда, не смогла, голова болела и все такое, не могу спать в поезде почти вообще, бывает, могу,если выпью, но тут уже и пить не моглось, и не спалось, но было так мягко и сладко, чудесно. Кофе подают нормальный, молотый. С молоком, тоже нормальным. Телевизор. Пульт к нему вделан в стену у каждой полки. Чудесно.
Туда ехала в обычном, пролетарском вагоне, но тоже было клево и даже спала всю ночь почти, пару раз проснулась от жары. Ходила остывать в коридор. Правда, по пути туда наш пролетарский вагон загорелся, в смысле, бойлер загорелся, и было безумно жарко, страшно воняло (как у нас летом), и выла сигнализация. Но в таких условиях я спала, да. А обратно в мягком купе - не смогла спать)

как вы все там?

* * *
Про калиновый свет напиши зимой,
Про неясный свет напиши один.
Ночью ржавый поёт на дверях замок,
Я не знаю, что происходит со мной.
И луна золотит без того золотой
Умирающий лист,
умирающий чист –
Улыбается гибельно, как святой, -
В доброй памяти вспыхнет, и думай, кто всё это сотворил,
Кто по воле земной нас втянул в разговор.
Или так: одевайся, иди во двор.
Под скамейкой покоится домино…
Будто век двадцать первый здесь волю сломил,
Вспомни, как твой отец твою маму любил,
Вот они возвращаются из кино
И проходят мимо. Ты долго стоишь,
Чёрным воздухом дышишь, себя самого
Ждешь и снова ныряешь в душный подъезд.
И пускай разбросан неясный свет
На твоё неведомое жильё,
Старый чайник стоит, хохломой одет,
Точно также ты через много лет
И закуришь, и воду на пол прольёшь.читать дальше
Ничего не хотел, но сказал слова,
В потолок посмотрел: «Доколе ещё терпеть?».
Но калина в плошке ещё жива,
На неё сквозь слёзы легко смотреть.
Утром ляжешь спать, и приснится тебе медведь, -
По осеннему лесу, красивый, идёт,
Молодой отец и счастливый народ,
Тёплый дождь, чья-то верная смерть, -
То, что вправду когда-нибудь произойдёт,
А проснёшься, и снег над землёй запоёт…

Галина Рымбу

иногда я читаю "Репейник" и "Трамвай" ДВ, которые в 1995 году. Какие они все же хорошие. Такие такие.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра