Рассказ Аверченко о том, как Леониде Андреев страдал от своей славы.Может быть, не всем об этом помнят, но Андреев был в начале 20 века чрезвычайно популярен - и я не о России только говорю. Он был тогда всемирно известен.
Портрет Л.Андреева из "The Story of the World`s Literature" by John Macy.USA. 1925
читать дальшеЯ сканировала портрет из "Истории всемирной литературы" Джона Мэйси- маленькой книжечки, изданной в 1925, несколько раз переизданной позднее (у меня издание 1965 года, но я видела в сети упоминания о более поздних). Книжечка, подчеркиваю, маленькая, но претендующая на описание всей мировой литературы с древности по 20-е годы 20 века. Как видите, она полюбилась читателям. Как это всегда бывает, то, что было модно во время написания книги, считается и самым значительным. А среди самых модных писателей были тогда Леонид Андреев и Горький (любимый в особенности за ницшеанство, как мне кажется). NikkValeriev сканировала этот рассказ, поскольку его не было в сети.
Проклятие.- Смотри, смотри! В калошах…Андреев в калошах!
- Что вам угодно, барышни? – со вздохом спросил Андреев.
- Ай-ай-ай! – взвизгнули обе. – Разговаривает!
И, обезумевши от ужаса, бросились врассыпную.
Однажды Леонид Андреев затосковал.
Сначала его забавляли неизвестные молодые люди, приезжавшие
к нему по два и по три раза в день, - а потом надоели.
Каждый из них, явившись к Андрееву, уводил писателя в угол
и, судорожно вцепившись в пуговицу его бархатной тужурки, подавленным шепотом
спрашивал:
- Что вы скажете о мессианском землетрясении?
И он смотрел на Андреева такими испытующими глазами, что
тому делалось ясно: неизвестный молодой человек подозревает его в организации и
устройстве этого бедствия.
- А что? –тоже подавленным шепотом спрашивал испуганный
Андреев. – Я в то время был у себя на даче…и,
клянусь вам…
- Нет, я хочу знать, как вы находите это землятрясение?
- Оно…ужасно…неприятно, - неуверенно отвечал Андреев.
- Да? Очень вам признателен. Я так и напишу: Леонид Андреев
в дружеской беседе высказал свой ужас и
возмущение перед загадочными силами природы, которыя…Очень вам благодарен! Бегу.
И он убегал, уступая
место другому молодому человеку, такому же симпатичному и юркому.
Второй молодой человек тоже цеплялся за Андреева, как
утопающий за соломинку, и с истерическим
любопытством спрашивал:
- Какое ваше мнение о Толстом?
- О Толстом? Великий старик, сделавший…
- Благодарю вас. Очень рад был с вами побеседовать! Я так и
напишу: Недавно Андреев в тесном семейном кругу высказал не лишенное
оригинальности мнение о Толстом. Толстой, - сказал писатель, - хотя и велик, но
его старость и сопутствующие этой поре жизни немощи лишают
его возможности дать вещи, подобные прежним: «Анне Карамазовой» и «Братьям
Карениным».Мерси. Лечу.
Третий молодой человек, стоявший в затылок за вторым, ловким
движением ноги отбрасывал второго, уже насытившегося, в сторону и спрашивал Андреева в упор:
- О Метерлинке! Что скажете?
- Метерл…
- Благодарю вас! Я так и сообщу нашим читателям! Я очень
рад, что ваше мнение совпадает с моим. Лечу. Привет супруге.
Постепенно все это приелось Андрееву.
- Ах, как бы я хотел развеселиться! – говорил он.
- Господи! – удивлялась жена. – Что же может быть легче! В передней есть еще три молодых человека. Позвать? Может они тебя развеселят...
***
Однажды Андрееву пришла в голову лукавая мысль: потихоньку, инкогнито, уехать в Москву и там повеселиться вовсю.
Он остриг волосы, надел черные очки и, взявши чемоданчик, поехал в Москву.
Умылся в номере гостиницы, радостно ухмыльнулся и, довольный собой, зашагал на Тверскую.
Навстречу ему шли две московские барышни.
- Вот Андреев, - сказала одна.
- Леонид, - добавила другая.
Они остановились и повернули за писателем, смотря на него с изумлением и страхом.
- Идет по улице… - прошептала одна с остолбенелым лицом.
Другая всплеснула руками:
- Смотри, смотри! В калошах…Андреев в калошах!
- Что вам угодно, барышни? – со вздохом спросил Андреев.
- Ай-ай-ай! – взвизгнули обе. – Разговаривает!
И, обезумевши от ужаса, бросились врассыпную.
На Тверскую Андреев не пошел. Накупил газет и, печальный, побрел в свой номер.
В первой газете, которую он развернул, было написано:
- «Передают из достоверных источников, что Леонид Андреев находится в настоящее время в
Антверпене. Писателю город очень понравился. Целыми днями его видят гуляющим по
набережной и в гавани».
- А надо будет, в самом деле , когда-нибудь, - подумал Андреев, - проехаться в Антверпен.
Вероятно, любопытный город.
Отложил первую газету и взял другую.
- «На днях в дружеской беседе Леонид Андреев , - сообщалось во второй газете, - восхищался
немецким поэтом Бирбаумом. Он считает его одним из лучших представителей
немецкой поэзии».
- Бирбаум… - прошептал Андреев, - странная фамилия. Надо будет почитать что-нибудь Бирбаума…
Встал и, потянувшись, взглянул на часы.
- Ужасно однообразные газеты нынче… Восемь часов…Пойду-ка я куда-нибудь в театр повеселиться.
Вышел, сел на извозчика и сказал:
- Вези меня, братец, в какой-нибудь театр. Смерть ,хочется повеселиться. Хе-хе…
- В Художественный? – спросил извозчик.
>- Можно и в Художественный. Впрочем, нет, брат. Там идет моя «Анафема». Вези куда-нибудь в другое место. К Коршу, что ли.
Приехав в Коршевский театр, Андреев купил билет и на цыпочках вошел в зрительный зал.
На сцене стоял актер в студенческом мундире, страстно взывая к актрисе:
- Оль-Оль! Я люблю тебя! Посмотри на эти Вовробьевы горы…
- «Дни нашей жизни», - разочаровано прошептал Андреев. – Экая незадача!
Неприятная горечь накоплялась в груди и комком подкатывала к горлу.
Он встал, вышел на улицу и сел на другого извозчика.
- Вези меня, голубчик, в какой-нибудь театр, кроме Художественного и Солодовниковского.
- Пожалуйте!
Подойдя к кассе третьего театра, Андреев взял билет и спросил кассиршу:
- А что сегодня идет?
- «Анфиса», Леонида Андреева. Очень хорошая вещь.
Андреев скомкал билет и со стоном выбежал на улицу.
- Есть еще один театр, - сказал он сам себе,- но у меня и пьеса еще одна есть: «Жизнь
человека». Я уверен, что наткнусь именно на нее. И еще есть один театр. Но туда
не стоит и показываться: там, я знаю, - «Черные маски».
Во взоре его светилось отчаяние.
Громадный равнодушный город катил перед ним тысячные людские волны, громадный город заключал в себе массу развлечений, но – все они были не
для него.
- Для всех, кроме него. Ха-ха!
Чем дальше, тем все больше и больше ему хотелось повеселиться… Взгляд его упал на гигантскую огенную вывеску:
- «Синеметограф «Moderne"
- Пойду я хоть в кинематограф, - подумал несчастный и уныло побрел в иллюминированный подъезд.
Через минуту публика в ужасе шарахнулась от какого-то невысокого черного человека, который со страдальческим воем, расталкивая всех,
бросился к выходу.
В синематографе демонстрировали сенсационную картину: «Леонид Андреев у себя на даче. Только самое короткое время! Леонид Андреев на моторной
лодке. Редкое зрелище! Леонид Андреев и Оскар Норвежский за чаем! Леонид Андреев говорит в граммофон. Невозможное стало возможным! Спешите смотреть!»
На лице Андреева застыла мертвенная скука; в глазах виднелось страдание. Он махнул рукой и пошел на вокзал написать жене письмо, -
что завтра выезжает обратно.
- Открыточку? – спросила его продавшица в вокзальном киоске. – Вот, пожалуйста… Не желаете ли:
Леонид Андреев, последний выпуск.
Андреев, шатаясь, отошел от киоска, опустился на колени и, воздев руки кверху, заплакал:
- Господи! За что ты меня проклял?!
URL записи
Я увлекалась Леонидом Андреевым лет в 11-13. Читала дореволюционное собрание сочинений: особенно нравились пьесы - "Царь Голод", например.