хоронили Лесневского.
Милый, милый, милый СС.
На панихиду я не поехала, потому что очень хотела поехать, и так волновалась вчера перед сном, что очень поздно уснула и проснулась в 6 утра, и в 8-30, отведя ребенка в школу, решила полежать час, потому что рано еще было туда ехать, и уснула, и проспала. Так что я поехала на отпевание. Ехала, ехала, Тульская, вышла, где кладбище - никто не знает, все шлют меня в Донской монастырь, а не на кладбище, дошла до монастыря, там смотритель, только он, наконец-то, посадил меня в 38 трамвай. Ехала, ехала, бабушки, бабушки на каждой остановке, с костылями, полуживые, социальная карта, турникет, не работает, наклонитесь, уронила, да вы подлезьте, ой, извините, мы не подумали. Едем остановок 7, я уже уверена, что мне не туда, не может быть так далеко, еще и вал какой-то, которого на карте не было, думаю, ну сойду и обратно поеду, что ж. Сошла, а мне вслед объявляют, что следующая - Даниловское кладбище. Прошла пешком.
читать дальшеПришла в храм, а еще не начинали петь. Купила с умным видом свечку, спряталась в уголок. Пели хорошо. В храме было тепло, а мне жарко, я ж навздевалась, как на северный полюс. В этом храме поет сын СС, Александр Станиславович, и сегодня папу отпевал, просто встал к певчим и отпевал. Певчих всего трое, с ним четверо. Вообще это как-то фантастически прекрасно - совершать обряды над близкими самому. Об этом и "Овсянки", сбснно. АС копия СС. Прямо нехорошо было стоять и смотреть, как СС умер, а при том не умер. И лысина, и рост, и нос, и седость, и глаза, и пальто - все - точно такой же. В гробу, конечно, какой-то муляж и кукла лежал, ничего похожего на Лесневского, т.е. черты другие, а не то, что усох или щеки провалились. Просто другой кто-то.
"Плачу и рыдаю" спели очень красиво. И вообще отпевание - прекрасный чин, я, кажется, никогда его не слышала сначала до конца, в нем потрясающе (в буквальном смысле потрясения) звучит "Блаженны милостивые и т.д." и "Истинно, истинно говорю вам".
Когда только начали читать, "новопредставленного Святослава", то поднялся такой ропот, что батюшка испугался и переспросил у АС, не ошибся ли он. Тетки безумные еще минут 15 шептались, что Святослав это Станислав. Боже, сколько идиотов на свете.
Потом была проповедь. Мол, все это глупости, умир-шмумир, лишь бы был здоров. Это только тело и не о чем плакать, горько чувствовать себя брошенным - ну не чувствуй, помни себе и помни, "не отрывайте себя от него, не разлучайте себя с ним". И в целом я согласна. Вот только жаль, что тем, кто уже умер, ничего не расскажешь и не покажешь. Т.е. расскажешь, но толком не услышишь, что они об том думают. А так они никуда не деваются, конечно.
Вышли. Я было хотела домой пойти. Но пошла сперва в туалет, а потом смотрю, уже несут, и покатили к могиле, и я пошла проводить, а народу много, 70-100, к могиле не пройти, да и не надо, не за чем, я стою с краешку, вдруг мне голос женский говорит: "А вы откуда его знаете?". Я испугалась, что меня сейчас выгонят, и резко ответила, что с кафедры. А она говорит: "А я его жена. А это вот его племянник". Я посмотрела на эту жену, господи, ей лет 30, меньше, наверное (девочка в боярке на последней фото). И мы решили, что очень хорошо и правильно, что на Крещение, что боли совсем не было, что все время был в сознании, кроме последних трех дней, что очень хорошо, что все-все жены приехали и прибежали, и дети все и внуки и внучки, и все вокруг него порхали, кружили и дежурили, "как орлицы над орленком", и что СС очень милый, очень. Мне наконец-то было с кем обсудить, какой СС милый!!!
И я рассказала, как мы ездили в Загорск, и СС просил этих нищих двадцатилетних студенток в капроновых колготках купить пирогов и кулебяк, потому что они в Лавре очень вкусные, а те были нищие, улыбались и молча шли к газели. И он тогда как-то потерялся, а потом, гляжу, бежит, бежит, 82 года, он бежит, скользит, на улице меньше -20 градусов, а он бежит и тащит огромных пирогов, штук пять, и сует им в газель, девочки, поешьте.
А она говорит, скажите мне телефон, я пришлю вам все книжки издательства, потому что все в книгах, в квартире тысячи, тысячи книг, тысячи, негде ходить, можно только боком пройти к столу и к дивану, тысячи книг. Я говорю, никто не будет дальше издавать? А она говорит, кто, зачем, он же каждую книжку собирал сам по фразе буквально, по фотографии, он летом за фотографией летал в Читу! И вообще просил, чтобы на все книги в доме и в издательстве поставили экслибрис и подарили. И еще она сказала: "Очень много любви, мне кажется. Правда?" Правда. Очень много любви.
А потом пришла какая-то тетка, представилась Таней и сказала, что из "ЛГ", и я решила, что пора домой. Хотя на поминки мне тоже очень хотелось, послушать, какой он был милый.
Видела и обнимала толстого и очень плотного, тугого полосатого кота - он гулял по храму, пока все подходили за примирением к гробу, а потом вышел и сидел на пороге. Я его гладила, он был рад. Еще видела Смирнова, но почему-то не стала подходить и здороваться. Махать издалека было неприлично, и протискиваться тоже неприлично. И не за чем.
Обратно дошла легко, только очень замерзла, совсем не чувствовала одну стопу, в макдональдсе она оттаяла и по ощущениям не вмещалась в сапог, все еще с трудом шевелю.