Игорь Чиннов, сборник "Линии", 1960 г.
* * *
К луне стремится, обрываясь,
Фонтан – как в бурю кипарис,
Когда луна – почти живая.
Озера то, иль острова,
Иль облака, иль птичья стая?
Фонтан, фантазия, каприз.
Сквозь лунное очарованье
Кровать плывет, куда хочу –
По блеску крыш, как по ручью.
Полоски дыма там, вдали –
Как оснеженные тропинки,
И мы гулять по ним пошли –
И говорили без запинки
Ночными странными стихами,
И долго звуки не стихали,
Уже неслышные с земли.
читать дальше
* * *
Что ж – думающие машины
Заменят нас – а мы пойдём
Смотреть на лилии долины
Под нежно-солнечным дождём.
Забыты тёмные заботы,
Природа ангельски чиста.
Как лепестки, две легких ноты
Упали с белого куста.
Синеют птицы, расцветая,
И кажется, цветы слышны.
И слился с пением и стаей
Глубокий отзвук тишины.
И так прозрачно-своевольно,
Так беззаботно, так шутя,
И просто, и совсем не больно…
(Я размечтался, как дитя.)
(эту тему - замечтался, заговорился, - тоже можно последить)
* * *
Жил да был Иван Иваныч:
Иногда крестился на ночь,
Вдаль рассеянно глядел.
Жил на свете, как умел.
Жил на свете как попало.
Много в жизни было дел.
Сердце слабое устало,
Сердце биться перестало.
В небе дождь вздыхал, шумел,
Будто мертвого жалел:
Влаги пролилось немало –
Видно, смерть сама рыдала,
Близко к сердцу принимала
Человеческий удел.
* * *
«Если завтра война»… Накануне войны,
Накануне беды и тоски
Поглядим на сиянье волны
И на трепет звезды.
Поглядим, как ярки
Отцветающие цветники
И как нежно летят светляки,
Будто искры, упавшие с легкой звезды.
Поглядим, как роса,
Перед тем как исчезнуть, светла,
Как блестящая капля спадает с весла,
Будто гаснет звезда.
Поглядим, если завтра война,
Как сегодня погода прозрачно ясна,
Поглядим – в этом мире беды и тоски –
На сияющие пустяки.
* * *
О мировом безобразии
Лучше совсем умолчим.
Скажем про нежную празелень
Ночи, сходящей на Рим,
Про голубое мерцание
Осеребренных олив
(Ночь, тишина мироздания,
Будто далекий прилив).
Ночь, голубая пришелица,
Скажем и мы про нее
(Полное лунного шелеста,
Дремлет легко бытие).
И, не боясь повторения
И не ища новизны,
Скажем про синее пение
Вновь наступившей весны.
* * *
Ты опять возмущался?
Ты опять восхищался?
Погляди холоднее
На людей и аллеи.
На торговца-уродца,
На цвета винограда,
На канаву, где льется
Солнце, грязь и прохлада.
Понемногу истрачен
День приятно ненужный,
И как будто прозрачен
Вечер тускло-жемчужный.
Это вспомнится позже?
Запад чуть серебрится.
… С этим отблеском тоже
Мне придется проститься.
* * *
Да, траурная колесница
Иль в этом роде. Вот, опять
Кольнуло в сердце. Помолиться,
Приободриться, помечтать
О том, что там (ты веришь?) будет
Эдем, блаженство, торжество…
Скажи, там ничего не будет?
Совсем не будет ничего?
* * *
Палочка мерно взлетает:
Музыка, стройно звени!
Нотные знаки не знают,
Что означают они.
В линиях нотной страницы
Ты, и другие, и я.
Только – недолго продлится
Нежная нота твоя.
В срок прозвучала в концерте –
И обрывается нить.
Замысла жизни и смерти
Нам не дано изменить.
… Или бессмысленно в мире
Всё – и впустую трезвон?..
Так в опустелой квартире
Ночью звонит телефон.
* * *
Голод в Индии, голод в Китае,
То, что в нашей России.
Я спокойно газету читаю,
Я смеюсь без усилий.
Чем-то страшным, тюремно-больничным
Пахнет, друг, мирозданье.
Что же делать, раз так безразличны
Богу наши страданья.
… Или небо вечернее, цвета
Бирюзы, сквозь березы –
Это все же обрывок ответа
На молитвы и слезы?
* * *
Каждый сгниёт (и гниеньем очистится)…
Тем и закончится злая бессмыслица –
Хлопоты, горести, почести, прибыли,
Крик перед смертью, что денежки стибрили.
Вот вам гармония, вот Провидение:
«Смерть несомненна» (чего несомненнее).
Странно, что все же могу утешаться я,
Глядя, как вновь зацветает акация,
Глядя, как бабочка треплется, мечется –
Тоже, пожалуй, сестра человечества.
* * *
Станет вновь светло, станет вновь темно.
Мне почти, почти все равно.
Каждый день закат, каждый день рассвет.
Только счастья нет и нет.
Но совсем перед смертью, может быть,
Станет жалко навек забыть,
Как светил прозрачный луч в окно,
Озаряя хлеб и вино,
Как темнело, как нежно лампа зажглась,
И дрова розовели, светясь.
* * *
Что-то вроде России,
Что-то вроде печали…
(Мы о большем просили,
А потом перестали.)
Чем-то нежным и русским
Пахнет поле гречихи.
Утешением грустным
День становится тихий.
Пахнет чуть кисловато
Бузина у колодца…
Это было когда-то
И едва ли вернется.
* * *
То, что было утешением,
Перестало утешать.
Но порою, тем не менее,
Развлекаюсь я опять.
Развлекаюсь грубым холодом,
Жестким ветром, мутным днем,
Развлекаюсь скучным городом –
И проходит день за днем
Не в России, так в Германии.
Вот гуляю вдоль реки,
Развлекаюсь сочетанием
Равнодушья и тоски.
* * *
Ивы, ясени, клены, осины,
То журчащий, то шепчущий сад.
Золотые летят паутины
Так бесплотно, как звуки летят.
И прощально в листве
Золотится
Луч, как солнцем пронизанный ствол,
И за лодкой плывет вереница
Золотых лепестков – и прошёл
Нежитейский, сияющий трепет,
Золотисто-тускнеющий лепет
По блаженно-осенней листве.
* * *
Я все еще помню Балтийское море,
Последние дни перед вечной потерей.
И кружатся звуки, прозрачная стая,
Прощаясь, печалясь, печально играя.
Мы берегом светлым вдвоем проходили,
Вода на песке становилась сияньем
И ясные волны к ногам подбегали,
Прощаясь прохладным, прозрачным касаньем.
О, если б тогда, посияв на прощанье,
Летейскими стали балтийские волны!
О, если бы стал неподвижно-безмолвный
Закат над заливом завесой забвенья.
А впрочем, я реже, смутней вспоминаю.
Журчанье беспамятства громче и слаще.
И звуки теней над померкшей водою
Лишь шепот. Лишь шелест.
Лишь шорох шуршащий.
* * *
Мы были в России – на юге, в июле,
И раненый бился в горячем вагоне,
И в поле нашли мы две светлые пули –
Как желуди, ты их несла на ладони –
На линии жизни, на линии счастья.
На камне две ящерицы промелькнули,
Какой-то убитый лежал, будто спящий.
Военное время, горячее поле,
Россия… Я все позабыл – так спокойней,
Здесь сад – и глубокое озеро подле.
Но если случайно, сквозь тень и прохладу,
Два желудя мальчик несет на ладони,
Опять – южнорусский июль на исходе,
И, будто по озеру или по саду,
Тревожная зыбь по забвенью проходит.
* * *
Хмуро и виновато
Туча глядит на слякоть
(Солнце ушло куда-то,
Чтоб не мешать ей плакать).
Плачет, глядясь в болото,
Смесью дождя и снега.
Все-таки, значит, кто-то
Смотрит на землю с неба:
Все-таки, значит, кто-то
(Хмуро и виновато) –
Будто людей жалея,
Будто помочь желая…
* * *
Смутный сумрак спальни жаркой.
Каркнул ворон в темном парке.
Сердце в тишине стучит,
Словно прялка старой парки.
Парка быстро нить сучит.
Знаю, пряжа на исходе.
Скучно при такой погоде
Слушать торопливый стук.
Дождь идет, темно вокруг.
И грызут проворно мыши
Жизнь, дарованную свыше,
И недолго ждать
Дня, когда не станет скуки
И навек затихнут звуки,
Что мешали спать.
* * *
Моё святое ремесло.
Каролина Павлова
Пожалуй, и не надо одобрения,
И ободрения не надо.
Ни обещания, ни исполнения
Желаний, обещаний. Надо
Стараться обойтись без утешения.
Пора не жаловаться, не надеяться
(Судьба шутила, обещая…).
Пора стихам, как дыму, дать развеяться
(Перелистают не читая).
Пора понять, что не на что надеяться.
* * *
К луне стремится, обрываясь,
Фонтан – как в бурю кипарис,
Когда луна – почти живая.
Озера то, иль острова,
Иль облака, иль птичья стая?
Фонтан, фантазия, каприз.
Сквозь лунное очарованье
Кровать плывет, куда хочу –
По блеску крыш, как по ручью.
Полоски дыма там, вдали –
Как оснеженные тропинки,
И мы гулять по ним пошли –
И говорили без запинки
Ночными странными стихами,
И долго звуки не стихали,
Уже неслышные с земли.
читать дальше
* * *
Что ж – думающие машины
Заменят нас – а мы пойдём
Смотреть на лилии долины
Под нежно-солнечным дождём.
Забыты тёмные заботы,
Природа ангельски чиста.
Как лепестки, две легких ноты
Упали с белого куста.
Синеют птицы, расцветая,
И кажется, цветы слышны.
И слился с пением и стаей
Глубокий отзвук тишины.
И так прозрачно-своевольно,
Так беззаботно, так шутя,
И просто, и совсем не больно…
(Я размечтался, как дитя.)
(эту тему - замечтался, заговорился, - тоже можно последить)
* * *
Жил да был Иван Иваныч:
Иногда крестился на ночь,
Вдаль рассеянно глядел.
Жил на свете, как умел.
Жил на свете как попало.
Много в жизни было дел.
Сердце слабое устало,
Сердце биться перестало.
В небе дождь вздыхал, шумел,
Будто мертвого жалел:
Влаги пролилось немало –
Видно, смерть сама рыдала,
Близко к сердцу принимала
Человеческий удел.
* * *
«Если завтра война»… Накануне войны,
Накануне беды и тоски
Поглядим на сиянье волны
И на трепет звезды.
Поглядим, как ярки
Отцветающие цветники
И как нежно летят светляки,
Будто искры, упавшие с легкой звезды.
Поглядим, как роса,
Перед тем как исчезнуть, светла,
Как блестящая капля спадает с весла,
Будто гаснет звезда.
Поглядим, если завтра война,
Как сегодня погода прозрачно ясна,
Поглядим – в этом мире беды и тоски –
На сияющие пустяки.
* * *
О мировом безобразии
Лучше совсем умолчим.
Скажем про нежную празелень
Ночи, сходящей на Рим,
Про голубое мерцание
Осеребренных олив
(Ночь, тишина мироздания,
Будто далекий прилив).
Ночь, голубая пришелица,
Скажем и мы про нее
(Полное лунного шелеста,
Дремлет легко бытие).
И, не боясь повторения
И не ища новизны,
Скажем про синее пение
Вновь наступившей весны.
* * *
Ты опять возмущался?
Ты опять восхищался?
Погляди холоднее
На людей и аллеи.
На торговца-уродца,
На цвета винограда,
На канаву, где льется
Солнце, грязь и прохлада.
Понемногу истрачен
День приятно ненужный,
И как будто прозрачен
Вечер тускло-жемчужный.
Это вспомнится позже?
Запад чуть серебрится.
… С этим отблеском тоже
Мне придется проститься.
* * *
Да, траурная колесница
Иль в этом роде. Вот, опять
Кольнуло в сердце. Помолиться,
Приободриться, помечтать
О том, что там (ты веришь?) будет
Эдем, блаженство, торжество…
Скажи, там ничего не будет?
Совсем не будет ничего?
* * *
Палочка мерно взлетает:
Музыка, стройно звени!
Нотные знаки не знают,
Что означают они.
В линиях нотной страницы
Ты, и другие, и я.
Только – недолго продлится
Нежная нота твоя.
В срок прозвучала в концерте –
И обрывается нить.
Замысла жизни и смерти
Нам не дано изменить.
… Или бессмысленно в мире
Всё – и впустую трезвон?..
Так в опустелой квартире
Ночью звонит телефон.
* * *
Голод в Индии, голод в Китае,
То, что в нашей России.
Я спокойно газету читаю,
Я смеюсь без усилий.
Чем-то страшным, тюремно-больничным
Пахнет, друг, мирозданье.
Что же делать, раз так безразличны
Богу наши страданья.
… Или небо вечернее, цвета
Бирюзы, сквозь березы –
Это все же обрывок ответа
На молитвы и слезы?
* * *
Каждый сгниёт (и гниеньем очистится)…
Тем и закончится злая бессмыслица –
Хлопоты, горести, почести, прибыли,
Крик перед смертью, что денежки стибрили.
Вот вам гармония, вот Провидение:
«Смерть несомненна» (чего несомненнее).
Странно, что все же могу утешаться я,
Глядя, как вновь зацветает акация,
Глядя, как бабочка треплется, мечется –
Тоже, пожалуй, сестра человечества.
* * *
Станет вновь светло, станет вновь темно.
Мне почти, почти все равно.
Каждый день закат, каждый день рассвет.
Только счастья нет и нет.
Но совсем перед смертью, может быть,
Станет жалко навек забыть,
Как светил прозрачный луч в окно,
Озаряя хлеб и вино,
Как темнело, как нежно лампа зажглась,
И дрова розовели, светясь.
* * *
Что-то вроде России,
Что-то вроде печали…
(Мы о большем просили,
А потом перестали.)
Чем-то нежным и русским
Пахнет поле гречихи.
Утешением грустным
День становится тихий.
Пахнет чуть кисловато
Бузина у колодца…
Это было когда-то
И едва ли вернется.
* * *
То, что было утешением,
Перестало утешать.
Но порою, тем не менее,
Развлекаюсь я опять.
Развлекаюсь грубым холодом,
Жестким ветром, мутным днем,
Развлекаюсь скучным городом –
И проходит день за днем
Не в России, так в Германии.
Вот гуляю вдоль реки,
Развлекаюсь сочетанием
Равнодушья и тоски.
* * *
Ивы, ясени, клены, осины,
То журчащий, то шепчущий сад.
Золотые летят паутины
Так бесплотно, как звуки летят.
И прощально в листве
Золотится
Луч, как солнцем пронизанный ствол,
И за лодкой плывет вереница
Золотых лепестков – и прошёл
Нежитейский, сияющий трепет,
Золотисто-тускнеющий лепет
По блаженно-осенней листве.
* * *
Я все еще помню Балтийское море,
Последние дни перед вечной потерей.
И кружатся звуки, прозрачная стая,
Прощаясь, печалясь, печально играя.
Мы берегом светлым вдвоем проходили,
Вода на песке становилась сияньем
И ясные волны к ногам подбегали,
Прощаясь прохладным, прозрачным касаньем.
О, если б тогда, посияв на прощанье,
Летейскими стали балтийские волны!
О, если бы стал неподвижно-безмолвный
Закат над заливом завесой забвенья.
А впрочем, я реже, смутней вспоминаю.
Журчанье беспамятства громче и слаще.
И звуки теней над померкшей водою
Лишь шепот. Лишь шелест.
Лишь шорох шуршащий.
* * *
Мы были в России – на юге, в июле,
И раненый бился в горячем вагоне,
И в поле нашли мы две светлые пули –
Как желуди, ты их несла на ладони –
На линии жизни, на линии счастья.
На камне две ящерицы промелькнули,
Какой-то убитый лежал, будто спящий.
Военное время, горячее поле,
Россия… Я все позабыл – так спокойней,
Здесь сад – и глубокое озеро подле.
Но если случайно, сквозь тень и прохладу,
Два желудя мальчик несет на ладони,
Опять – южнорусский июль на исходе,
И, будто по озеру или по саду,
Тревожная зыбь по забвенью проходит.
* * *
Хмуро и виновато
Туча глядит на слякоть
(Солнце ушло куда-то,
Чтоб не мешать ей плакать).
Плачет, глядясь в болото,
Смесью дождя и снега.
Все-таки, значит, кто-то
Смотрит на землю с неба:
Все-таки, значит, кто-то
(Хмуро и виновато) –
Будто людей жалея,
Будто помочь желая…
* * *
Смутный сумрак спальни жаркой.
Каркнул ворон в темном парке.
Сердце в тишине стучит,
Словно прялка старой парки.
Парка быстро нить сучит.
Знаю, пряжа на исходе.
Скучно при такой погоде
Слушать торопливый стук.
Дождь идет, темно вокруг.
И грызут проворно мыши
Жизнь, дарованную свыше,
И недолго ждать
Дня, когда не станет скуки
И навек затихнут звуки,
Что мешали спать.
* * *
Моё святое ремесло.
Каролина Павлова
Пожалуй, и не надо одобрения,
И ободрения не надо.
Ни обещания, ни исполнения
Желаний, обещаний. Надо
Стараться обойтись без утешения.
Пора не жаловаться, не надеяться
(Судьба шутила, обещая…).
Пора стихам, как дыму, дать развеяться
(Перелистают не читая).
Пора понять, что не на что надеяться.
@темы: Чужие стихи, Чиннов
Но все равно же спасибо.)