Евгений Каменькович для "Современника" этой осенью поставил "Горбунова и Горчакова". А я же как раз только что видела его "Улисса" у Фоменко, и мне понравился он. И знаете, "Горбунов и Горчаков" были не так ужаснs, как могли бы. Внятной рецензии не получится, наверное, но могу оставить свои впечатления. Это малая сцена (Другая сцена) "Современника". На сцене больничные койки, несколько стульев, советский телевизор, в нем идет балет (в тексте есть "Уланову я вижу и Орлову"), мягкая стена из натянутой эластичной ткани и большое окно. Окно наиболее интересно. Часть действия при этом идет на галерее сцены, заставленной фикусами в кадках. То, что на сцене так много народу, в первый момент удивляет: там и медсестра, и Мицкевич, и Доктор, и Бабанов, и люди-куклы (пожалуй, люди-куклы, выносимые к ужину и к телевизору, - небольшая, но удачная находка) - сцена маленькая, и все это вместе создает толпу и давку. читать дальшеГорбунова играет Никита Ефремов, Горчакова - Артур Смольянинов, и то ли там и нечего толком играть (все же не драма), то ли что-то пошло не так в режиссерском замысле и актерском воплощении, но смотреть очень скучно. Что-то все время происходит на сцене, они ходят, сидят, лежат, перемещаются, падают на кровать, садятся по-турецки, повисают на решетке окна, шумно умываются в раковине, кидают друг другу яблоко - но зачем это все, понять невозможно. Ни зачем это все само по себе, ни какое отношение это имеет к тексту (нет, формально - имеет. Но ровно ничего не добавляет тексту). Эта пара актеров не образует дуэта, и в этом, видимо, основная проблема спектакля. Ефремову безразличен Смольянинов, Смольянинову безразличен Ефремов. Им нет никакого дела друг для друга. Они не стараются даже и сделать вид, что нуждаются друг в друге. Хотя понятно, что в поэме они представляют друг для друга мир, заполняют друг другу вселенную, являются условием жизни друг для друга и формой жизни друг друга, что они творят друг друга и одновременно являются друг другом, и при этом являются одним целым. Это не симбиоз, не диффузия, не сиамские близнецы. Это взаимное со-творение, проникновение и уничтожение частями одного целого - друг друга. Ничего подобного на сцене никто не играет. Там два совершенно самостоятельных человека, которые бесконечно уныло пререкатся с друг другом как надоевшие супруги. В спектакле, по сути, нет ни конфликта, ни кульминации, и поэтому развязка выглядит неуместной.
Образ Медсестры неудачный, прямолинейный, гротескный (у Каменьковича вообще заметная склонность непременно ввести комического персонажа или траги-комического, но с перевесом комизма, даже если его на самом деле нет) представляет собой сочетание сестры Милдред Рэтчед и медсестры из порно-фильма. Рецензенты отмечают, сколь прекрасен Аверьянов в роли Мицкевича, пропевающий у рояля названия глав поэмы. Аверьянов, безусловно, прекрасен, но в роли Доктора. Он очень старается образовать дуэт с роялем, но это не получается. А вот сцены у врачей - вообще лучше в спектакле, действие внезапно оживает и обретает смысл с появлением Аверьянова-Врача, и Медсестра (Плаксина) его не очень портит, хотя речи о дуэте и здесь не идет. То, как подается текст, как актер владеет интонацией, то как двигается Аверьянов на своей галерее (довольно скупо двигается) - это все очень хорошо. Отдельно я волновалась за "Песню в третьем лице" ("А он ему сказал") - но Аверьянов прекрасно с ней справляется.
Кроме людей-кукол, из удач нужно назвать то, как в третьей главе ("Они теперь мне снятся. А жена // не снится мне. И правильно. Где тонко, // там рвется.") за окном появляется комната в теплом красном свете, и стол, и женская фигура за столом - это театр-иллюстрация прекрасно и просто "говорит" на фоне белых палат и черного зала Другой сцены. В том же окне временами еще показывают Венецию и море.
То, как Ефремов прыгает и бьется в эластичную стену-простыню - плохо (просто потому, что Айитиро Миягава и Савако Исеки в "Черном монахе" Дзе Канамори делали ровно то же самое (стена слева, Миягава справа) в тысячу раз лучше, а этот балет вызвал самые разные отзывы у зрителей). Кстати сказать, та же простыня испольуется как экран для тени - очень сильный прием для аскетичного на приемы спектакля, не знаю, было ли это хорошо, не уверена.