Премия "ЛитератуРРентген" - 2010.
В тройке лидеров:
1. Григорий Гелюта, Ярославль. Номинатор — Марина Хаген, Челябинск
2. Галина Рымбу, Омск. Номинатор — Елена Круглова, Хабаровск
3. Евгения Суслова, Нижний Новгород. Номинатор — Павел Гольдин, Симферополь
Лауреат - Григорий Гелюта.
* * *
ты же тоже полулисица, веришь
в вещие сны –
вещи и сны оживают,
читать дальшеу них вырастают лица;
Он тебя эрудит не напрягаясь,
конциками паль-
цевьё холодное,
досылает патрон,
говорит – улыбнись,
сейчас вылетит пти-
ца
рапаясь,
рыпаясь,
тявкая на луну,
как бросок в длину,
как сон в глубину,
я тону
в её тёплых, её холодных,
в её хитоцу, футацу, мицу –
ты тоже
полулисица,
приходи ко мне,
будем пить чай,
только оставь дома хвосты,
не трамвай
их по мелочам,
у меня их больше на один,
я знаю что говорю -
я чуть более-менее лисица;
приходи – о
на краю обрыва танцует со мной
я уже не могу остановиться.
***
Зачем на некрашеных крышах
Поставлены лестницы в небо?
Стальными болтами
Притянуты за уши
К месту..
Неужто не ясно? - Что небу до лестниц?
Что небу вообще - до чего бы ни лезло,
Карабкалось, падало с крыши,
Стекало прохладой на головы сонных прохожих,
Сидело, и семечки грызло, болтая ногами,
На самой последней из тысячи гулких ступеней,
До самого неба?
Зачем на некрашеных крышах
Поставлены ржавые лестницы? -
Между тобою и мною -
Всегда половина оставшихся взмахов...
До неба -
А вёслами,
Крыльями белыми,
Или руками, в свободном полёте с последних ступенек -
Не всё ли равно?
Наверх
Ностальгическое
Они были высокими, почти до неба,
И гудели, как тёплые пчёлы,
И пахли мёдом, травой и ржавчиной.
Сейчас они холодные,
И похожи на ломти чёрствого хлеба,
Под слоем белой плесени,
Но это – потому что зима.
И я всё так же не могу потрепать их по холке,
И вместо –
Глажу по загривку слонов.
Фарфоровых.
На полках, в книжном шкафу…
Про этих-то всё известно.
А мне важно, -
Что унесли пчёлы
В свой улей,
Кроме
Ржавчины?
Но они – гудят, гудят в ответ,
И телефон – гудит, гудит просто так.
Ты обидишься, если я тебя спрошу –
Ведь
И ты тоже
Не знаешь…
Наверх
***
Совсем не больно. Ведь это – не ножик в спину,
И не иголки под ногти. Такая мелочь.
И привыкаешь. Бормочешь, уткнувшись в стену –
Не вечно ничто под луною, не ново,
И всё что случилось – случается снова,
И вовсе не страшно, не страшно, не страшно,
И вовсе не в сердце, не в сердце, не в сердце,
Не мне.
Не.
Вот так привыкаешь.
Об твёрдые вены ломаешь иголки штампованных фраз,
Улыбаешься и повторяешь. Так дразнятся дети. Сквозь слёзы.
Так можно долго. Не месяц, не год, не десять.
И улыбаться – такими нас любят, верно?
Таким завидуют.
Режет окошко месяц,
И очень стыдно, что снова не удержался,
Наслушался. Слов сочувствия – как обычно,
И разной дряни про тех, и про этих тоже –
Теперь ни слова. А Мартин пускай поплачет.
Теперь - сидеть, ожидать, что придёт хоть кто-то
И молча руки положит тебе на плечи...
А чай похож на разлитый по чашкам йод.
Давно не веришь, и всё-таки ждёшь. Ответа?
И сам себе - всё молчишь и молчишь об этом.
Необходимый кто-то - не знает.
И не идёт. Евгения Суслова. Подборка в журнале "Урал" (9, 2009)
Вас когда-нибудь стригли горячими ножницами?
***
безжалостно прилунение щекой к стеклу замерзшему
улиточные черепки под ногой у человека скрипят
за стеной не настроенное пианино на нечто серьезное
грусть напротив настроена многоэтажной на продолжительный лад
читать дальшене одалживай колодезную глубину
плевки растут кувшинками
аршины прячь
отрывай от богатырского шага
смотреть в реку не боишься?
ишь ты!
заразишься водянкой к концу
ожогом второй научной степени
мне бы степи
так выжгла бы тени кочевников
земледелие им больше к лицу
***
это мокрое полотенце – слепок лица
после снятия рук
с поломанного
зонта
не стригись никогда у отца
не переходи его путь на левой ноге
не вставай с левой ноги на две
все свое мыслеводство –
сведи в сарай
открывай скотобойню
видишь дети играют
заигрывая с пустотой
думают
у них дом с трубой
а у них коровий лишай
ты терять им по волосу
не мешай
***
монетка
забытая бабушкой
очень давно
в шерстяной варежке
еще теплая
еще липкая
лежащая для чужих поминок
не давайте своим детям играть со стертыми варежками
не давайте
они от этого начинают взрослеть
во сне
темнить руками
путать пальцы
***
тот от того прохаживается по опилкам
в ящик кухонный горячие ножницы кладет
этот от того ставит себя на табу-
ретку
табу-
ретку на стол
стол на печку
жена блины – оладьи печет
коридор из прихожей ведет в пригожую
пригожая вожделеет
Менделея дожидается
на палочке вместо сладкой ваты
календула
постепенная длинная старость
поступенная винтовая молодость
касторка касторка
скорее море чем жив
Хотя я ничего не понимаю в этом жанре (если это жанр) и в его законах (если они есть). Вот ровным счетом ничего, и судить не буду. Но представить, что я за сто рублей куплю такую книжку и стану ее читать - я не могу. А рымбину - куплю и стану именно что читать.
я только не знаю, жанр это или что... Вот вся эта система... Писать свободный стих со свободными ассоциациями, совать туда лингвистические шутки типа "вещие сны - вещи и сны" (даже если не такие очевидные, а какие-нибудь невероятно свежие, новые и прекрасные, как в одном стихе "...и вечно живых черепах. И вечно же вы черепах заставляете..."), добавлять какую-нибудь скабрезность , или интимность, или физиологическую подробность. По идее,ассоциации должны цепляться одна за другую,плыть плести, вести. то за звук, то за образ, то за звук, то опять за образ, и в итоге - ну ладно, пусть не катарсис, но хоть что-то цельное. Но ведь ничто ни за что не цепляется, все распадается, рассыпается, не срастается. И я пытаюсь читать стихи такого рода, не организованные ритмически и не подкрепленные рифмой, и мгновенно теряю нить, скучаю и зеваю. Ритмически организованные стихи тоже бывают банальные, скучные, плохие, то, се, но чисто механически они читаются легче, инерционно. Верлибр тоже бывает разнообразно-прекрасен, но обычно это внятный стих. А конкретно это направление кажется мне невнятным. Я не понимаю, что написано, и не понимаю, для чего, с какой целью (художественной, интеллектуальной, авторской, любой). У Перенова я хорошо понимаю стихи, написанные про меня, потому что там миллиарды биографических подпорочек для читателя (где только нарыл... интересно, каково их читать другим) и еще некоторые, потому что они с сильным народным мотивом, совершенно завораживающим меня (это тоже вопрос вкуса, а может быть и нет)
Мне очень трудно судить об этой поэзии, где все куда-то расползается и расплывается, может, так и надо. Но тогда зачем? Может, и не зачем, и в этом фишка - но я и такой фишки не чувствую.
Людей, пишущих примерно так - очень много, и они читают, занимают, побеждают, издают, участвуют. Создают целое направение? жанр? род? Не может быть, чтобы все они массово были плохи. Но я не понимаю
но их отчаянно много. И они собираются вместе и читают друг друга, думаю, вполне добровольно, и даже верю, что и мнравится. Главное, сам Кузьмин по-прежнему кажется мне умницей и все такое. Но вот пестует же их и пестует не первый год. Я так никого не могла читать, ни Степанову, ни суперзвезду Марианну Гейде, ни - даже имен уже не помню...
Kitchen Witch
да... Гелюту я прочитала сама, в разных местах и вот даже оказалась в состоянии что-то выбрать. А Суслову смогла тупо копипастнуть, и уж тут, в дневнике, прочесть, потому что вдруг кто что скажет))
Так что я думаю, что и Кузьмин вполне умница, и им стихи друг друга совершенно искренне нравятся. Ну что ж, пусть им нравятся. А мне -- нет.) Значит, у нас с ними просто разные вкусы.
Видимо, совсем разные вкусы, да)
Так что только в этом смысле
"Двадцатого столетья -- он,
а я -- до всякого столетья..."
Вот по-моему поэзия -- это всё-таки то, что до всякого столетья. Требовать от нее, как Кузьмин, чтобы она была доподлинным свидетельством для потомков о том, как это всё было -- как-то, на мой взгляд, странно. В общем, да, совсем разные вкусы, взгляды и подходы.)
Kitchen Witch а не, это не вопрос формы. Это вопрос поиска принципиально нового слова, принципиально сегодняшнего, такого. которое отличало бы это мгновенье от всех предыдущих, такого поэтического слова (тона, формы, голоса, метода, если шире), которые не могли быть никогда раньше. Чтобы, читая, нельзябыло даже предположить, что стих написан в девяностые годы, чтобы было очень остро ясно, что он написан только что.
Приметы времени, выраженные методом комплексно, т.е. и лексикой, и тематикой, и формой, если нужно, + к этому поэзия как таковая, талант, интеллект и прочие составляющие - они никуда не деваются. Кузьмин, если я правильно понимаю мысль, добавляет к предыдущим измерениям поэзии еще одно: время. Т.е. все то, что мы имели и раньше + еще один ... не слой, а именно измерение. Вавилоняне вообще были очень помрачены временем, его сиюминутностью, тем, что оно в них и через них, хорошо помню какой-то монолог ДВ о том, что "наше время" для него как обрыв, к которому он стоит спиной, и который постоянно осыпается у него под ногами, за его спиной.
Поэты 90х же, смена веков, революция всего, что только можно, очень короткая и очень особенная эпоха.
В принципе, в самом подходе - добавить к существующему еще и t, не потеряв при этом ничего, - я не вижу дурного и разделяю. Просто в результате мы имеем то, что имеем - нечитаемые произведения, невозможные к читанию. И это печально. Или, что опять же может быть, я устарела как читатель. "Основное в этом понимании – представление о литературе как о сфере поиска и производства новых смыслов (а не трансляции уже известных с развлекательными или дидактическими целями) и концепция эстетического плюрализма, готовность приветствовать любой художественный язык, позволяющий сказать нечто новое и существенное." - и тут можно скривиться и сказать, мол, со старыми бы смыслами разобраться. А можно и согласиться, потому что 10 лет, а 20 и подавно, действительно добавляют смыслов и словам, и явлениям.
особенно печально, что когда Кузьмин стал говорить об этом, когда "Вавилон" был из него самого, ДВ, Шиша , Горалик, Лавут, Нугатова, Калинина, и др, то все это было действительно существующим. Это не были просто слова, они подкреплялись поэтами и стихотворениями. В 2004 году "Вавилон" заявил о своем конце, были похороны, участники передавали музу (или ну я не знаю... смысл был в том, что на похоронах они читали и выбирали себе из нового поколения смену (?, все слова какие-то неправильные), читали как бы парой, я помню только, что ДВ читал с Аней Логвиновой). Что происходит теперь, где время, где поэзия, где актуальность, я не понимаю. Но те люди, которыми заняты культуртрегеры, удивляют меня. Вот я тут помещала крайне невнятную Анастасию Афанасьеву. А некоторые сказали, что очень хорошо! Я тогда спросила, мол, правда ли, что хорошо, не от того ли пронзительность, что автор работает в сумасшедшем доме и воспроизводит безумие дословно (оно очень поэтично, никто не спорит, у меня соседка сумасшедшая, так я все мечтаю о диктофоне, записывать ее, я бы повесть написала), но читатели сказали "Нет, не от того. Пронзительная проза и прекрасные стихи".
(вот так всегда болтаешь-болтаешь, а через год перечитаешь - ужас как стыдно)
про презумпцию доверия к автору я впервые прочитала у Кузьмина же. И меня тогда поразило...
финальные абзацы кажутся мне ээээ примитивными, банальными, общими, этот разговор о каком-то общем читателе, падком на прямолинейность - он бесконечно старый и по-прежнему ни о чем
ушла за второй страницей
"Вместо нее — ощущение дурной стабильности; чувство, что мы участвуем в работе чужого, не нами заведенного механизма. "
это да
но это по жизни ведь
Очень мне как-то близко пришлась мысль о том, что читатель получает стих сразу, а поэт - читателя сразу. Что никто никого не ищет, не ждет, не нуждается. Все - сразу и очень быстро. Раньше все же все были такие жадные, голодные, засидевшиеся по домам, и когда стихи сыпались в мою ленту, я была так счастлива,я в сутки по сотне стихов прочитывала, - все, сколько дадут.
Я перестала. Стихоизмещение небольшое оказалось, не могу больше. Этот обмен стихами в режиме утреннего приветствия, наверное, он действительно создает ощущение дурной суеты. Но вед так несложно перестать, прекратить это. Так не сложно. Встал да и прекратил