поскольку мне никто не говорит. куда выложить голос, я выложу текст - я просто жила-жила и подумала, надо показать вам. какие стихи у ДВ мне нравятся больше всего.
И все )
Единственное стихотворение 2005 годаО, эта мука детских фотографий
людей, которых мы любили или любим
(все эти уши, ёжики и лбы),
она не в том, что все они — жемчужны,
не в том она, что мы им — не нужны,
а в том, что мы про них уже все знаем,
а им не видно — собственной судьбы.Ну, вот я и вернулся сюда — в тридесятую эту весну,
в тридцатисемилетнюю пыль, в лопоухие столбики счастья...
— Я хотел рассказать тебе там,
а теперь расскажу тебе тут,
про двух мальчиков, двух медвежат, про двух девочек, Рому и Настю...
Всех прекрасных, сопливых, больных, безработных, нездешних, не наших,
я собрал на апрельском, на майском своем корабле —
бедный мальчик в крапиве (с мечом деревянным)
+ Света, и Саша,
бурундук сумасшедший и девочка на колесе...
Только не было сил у меня быть огромной дощатой скворешней
и тянуть соловьиный кадык в лопушнях золотых неудач...
— Это кто ж, интересно, у нас
тут такой неземной и нездешний?
— Это я, это я тут у вас — весь такой неземной и нездешний,
потетешкай меня, послюни, ткни мне в пузо цветной карандаш.
Потому что я тоже смотрю из своей лопоухой весны
на ужасную взрослую жизнь — и никак не могу наглядеться:
сколько разных, прекрасных, родных —
я когда–то любил и забыл,
в 21 столетье своем, в ненасытном твоем королевстве.
...Бурундук малахольный помрёт, мы схороним его на углу
на медвежьем июньском углу, где сцепились малина с крапивой...
— Я вернулся сюда посмотреть
(потому что потом не смогу)
на корабль, на двух медвежат, на двух мальчиков — Олю и Диму.
читать дальше***
Кс.Р. и Е.Р.
В тот год, когда мы жили на земле
(и никогда об этом не жалели),
на черной, круглой, выспренной — в апреле
ты почему–то думал обо мне.
Как раз мать–мачеха так дымно зацвела,
и в длинных сумерках я вышел из машины
( она была чужая, но была!)…
…И в этот год, и в этот синий час —
(как водится со мной: в последний раз )
мне снова захотелось быть — любимым.
Но я растер на пыльные ладони
весь это первый, мокрый, лживый цвет:
того, что надо мне, — того на свете нет,
но я хочу, чтоб ты меня — запомнил…
— Ведь это я, я десять раз на дню,
катавший пальцами, как мякиш или глину,
одну большую мысль, что я тебя люблю,
(хоть эта мысль мне — невыносима),
стою сейчас — в куриной слепоте
(я, понимавший все так медленно, но ясно)
в протертых джинсах,
не в своем уме.
…в тот год, когда мы жили на земле —
на этой подлой, подлой, но — прекрасной.
апрель 2004
ШИПОВНИК FOREVER
в первый раз я увидел тебя — в шесть лет,
второй раз — когда мне стукнуло 35,
в третий раз я увижу тебя — перед смертью,
а больше я тебя уже никогда не увижу.
1.
За то, что ты — не абы как, а трижды —
вдруг вспыхнувший в моей июньской тьме,
я все равно тебя — когда–нибудь увижу:
в гробу, в России, в дочери, во сне.
2.
Я тебя обожаю… За то, что — имперский, тяжелый,
засучив рукава, так насмешливо, так безнадежно
ты смотрел на меня
(слишком красный и слишком лиловый) —
ты за это за всё
мне приснился вчера — белоснежным.
3.
Дорогой мой, желанный, единственный, счастье мое! —
всё, что я обещал, — всё сбылось (только всё как–то слиплось, слежалось…).
…Но зато — о, как долго томилось
мужское твоё молоко,
как смешно и по–детски оно
на твои рукава — проливалось.
4.
Я искал тебя — всю свою жизнь на таком подмосковном ветру,
я писал тебе длинные письма, но всё бесполезно.
— Я увидел тебя в первый раз — в одна тыща затёртом году,
а теперь ты меня положил
на лопатки — на теплую землю.
5.
Так что — я ненавижу тебя…
И за весь мой истерзанный вид,
за шиповник, несбывшийся мой, и за весь твой volksvagen позорный…
(…дорогой мой,
бесценный,
родной —
у тебя ничего не болит?)
— У меня ничего не болит,
я хотел бы — в четвертый, в четвертый!..И - четвертое - некоторые части "Черновика".