[chukcha-chitatel]

Прочитав обе статьи о "Властелине колец", "я долго думал. Целый день". И периодически писала комментарии в дневнике у Тесс. А теперь несколько их расправила - и пишу тут, потому что во многом они общие, касающиеся не только "ВК", а так, вообще. Индукция - неизбежный способ мысли.
Я, конечно, убираю все под кат, но обсудить еще раз была бы рада)

Цветков разбирает произведение с позиции литературы вообще, а вовсе не с позиции модернистской литературы. При этом он, как ни странно, аппелирует к правилам современной литературы и модернизма (а не по-мо), думаю, потому, что пишет о современной Толкину литературе. С одной стороны, Цветков рассматривает ВК как жанровуюлитературу, имеющую ценность не влитературе вообще, а в рамках жанра. Признать литературу жанровой для АП, вероятно, равно поставить на ней крест. Наверное, это снобизм. Вероятно, сам жанр, как таковой, ему не близок, а неприятие жанра вцелом мне всегда казалось проявлением некоторой эээ узости взгляда, с этим я готова согласиться.

Эти жанры, без всякого высокомерного осуждения, можно объединить под одним ярлыком: эскапизм, литература бегства, то есть такая, которую мы обычно читаем для расслабления мозгов, без лишних идей и режиссерских находок, с головокружительным сюжетом.

но ведь почти сразу после написано:

Над жанровой, бульварной литературой Толкина возносит уже тот эмпирический факт, что ему посвящена масса критической литературы, и даже желчный Харолд Блум, хранитель «западного канона», выпустил в своей редактуре два сборника такой критики – выразив, впрочем, надежду, что слава Толкина не будет вечной. Ему еще придется проглотить эти слова.

Оден, что любопытно, тоже относит книгу к жанру Поиска (прекрасно перед этим сормулировав и законы жанра, и системы образов, и ключевые элементы фабулы. Мне нравится это слово, это определение, это название и трактовка, данная в начале статьи, нравится значительно больше довольно невыразительного "фэнтези". Мне не нравится только отнесение Кафки к этому жанру, причем совершенно не нравится, потому что произведения Кафки - для меня - не имеют к Поиску ровно никакого отношения, но это слишкомбольшой разговор, чтобы вести его в скобках), разбирает ее с позиции жанра и доказывает аргументировано, что произведение блестящее. Поиск, детектив, частушку, анекдот, сказку и еще ряд жанров имеет смысл рассматривать только и исключительно опираясь на законы жанра. Это правильно и нормально. Судить анекдоты по законам сказки - бессмысленно.
Но при этом для Одена жанровость литературы не обесценивает ее вес в литературе вообще.

Вся статья АП посвящена тому, почему этот жанр целиком не стоит воспринимать всерьез, и к разговору о "всерьез" я еще вернусь. Вся статья Одена - тому, почему в рамках заявленного жанра это произведение восхитительно.
Мне думается, разница подходов в статьях такая большая,что сравнивать их с позиции "хвалит или нет" - не совсем правильно.

Чем дальше в лес, тем чаще я прихожу к выводу, что я сама целиком дитя модернизма, и вылезти из него пока не могу, хоть это и неизбежно. Я понимаю головой, что литературу делают все жанры без исключения, но что-то во мне автоматически и бессознательно делит их на высший (назовем его чеховским) и все прочие, которые для меня - прикладные, что ли. Я знаю, при этом, что мой подход - неправильный, но пока что я не вижу другого пути мысли. Это от чувствс, простите: можно очень любить Толкниа, но при этом признавать, что наибольшую бурю в тебе вызывают только произведения, написанные по законам модернизма. Отзыв души такой сильный, что с ним трудно сравнивать радость от чтения "ВК" (или "ГП"). Ничем другим, как узостью вкуса (моего), я это объяснить не могу.

Проблема, мне кажется, вот в этой цветковской фразе:

«Властелин колец» – это, в конечном счете, соблазн, протез реальной нравственности.

, причем эта проблема глубже, чем просто разница в направляениях литературы.
Потому что это правда. Вот у нас у всех есть какая-то мораль, какие-то представления о добре и зле. Они и у модернистов есть. азовем этоти представления о морали первым планом произведения. Над ними расположены интеллигентские метания, сомнения, вопросы, поиски, ответы, вся эта чеховская вишневосадовая рефлексия, когда и плохие, по сути, тоже хорошие, и хорошие, по сути, тоже люди, и просто все люди, и всех жалко. И над этим есть третий план, некое абсолютное Добро и не менее абсолютное Зло, сакральное, такое, которое трудно, подчас, сформулировать, но которое все же абстрактным человеком обычно ощущается изнутри, а не из книжки. Помните, да, "совесть - это нравственная категория, позволяющая безошибочно отличать хорошее от плохого". Так вот. Этот третий план всегда есть у модернистов, без него вообще глупо и бессмысленно что-то писать, столб от текста должен уходить вертикально в небо. К этому третьему плану аппелирует Толкин, весь его роман вообще о третьем плане абсолютного зла и абсолютного добра. Это не хорошо и не плохо, я просто делаю наглядную схему. И первый план простого человеческого добра и простого зла в романе тоже, конечно, есть.
Проблема для меня (глупо сказать, но, думаю, для АП тоже) в том, что второй план метаний, выбора, исканий как таковых в романе Толкина - назывательный. Выбор Боромира (а это самая спорная фигура) не показан, не расписан, не отнюансирован, он просто назван. О нем читателю сообщено, и читатель должен просто поверить автору. То же самое с выбором Арвен - выбор сделан за кадром, читателю о нем просто сообщено. В контраргумент себе же скажу, что процесс морального выбора, хоть и комично, но показан на Горлуме - аж прям их два, все реплики расписаны. Примерно так же Лопахин и покупает, и не покупает сад, и мечется.
Но. Для модерниста эти планы параллельны друг другу, не связаны между собой. Первый - это скучно. Третий - это слишком далеко. Второй, человеческий, самое оно - на нем и остановимся, а остальные два читатель должен только ощущать. У Толкина не так. Второй план (рефлесивный) для него не самоценен, это инструмент, способ пройти от просто добра к абсолютному Добру, этот инструмент только обозначается, чаще всего схематично, происходит вне повествования, без букв, за кадром, или в кадре, но методом названия. Потому что главное - это пройти от просто добра к великому Добру, попутно победив зло (или Зло).
При этом обязательно скажу, что для меня произведение тем лучше, чем большее количество планов оно дает читателю. Абсолютом в этом смысле являются библейские тексты.
Таким образом, простым арифметическим подсчетом я прихоу к мысли, что 3 больше, чем 2,5.
Вернемся к добру и злу.
И что ж мы видим в итоге? Что добро побеждает случайно. И, в общем-то, указывая на это, Цветков делает комплимент роману. Потому что абсолютное Зло и абсолютное Добро - они там, над нами, и там, у них, над нашими садами и нашими крыжовниками, какие-то свои разборки, и абсолютное Добро постоянно побеждает, потому что на самом деле - абсолютного зла не существует. В этом и смысл победы добра над злом,что зла в мире просто нет. И не было. Не бывает и быть не может. Саурон - это частный случай, всегда частный, трансцедентального зла не бывает. И плевать абсолютному добру на наш выбор, и на наши метания, и на наши сады и кольца - оно любит нас в доброте своей так огромно, что ему уже все равно. И еще выше, и еще. Абсолют един и неделим.
Ощущение единого, неделимого, неназываемого Абсолюта - то, что дает нам хорошая литература. Ощущение присутствия бога, если угодно. Заодно, это ощущение является непременным четвертым планом (абстрактно - вторым), что елает литературу такого рода всегда лучше той, которая этого плана не имеет.

У Профессора не так. У Профессора роль Героя, роль человека вообще - огромная, хоть и инструментальная. Идея личного выбора, личной ответственности, причастности, единения перед злом, идея неважности личных мелких обид, и прочее.
И вот теперь, когда я все это понаписала, я, наконец, поняла, почему Цветков пишет слово "всерьез". Потому что невозможно всерьез до такой степени поверить в значимость человека. Люди - это просто люди, а не маршрут от порога дома до абсолютного Добра. Вероятно, это разница менталитетов: для католика (для европейца, для соционического экстраверта, т.п.) идея личной причастности, личной ответственности, личного выбора - основополагающая, как меня учили в школе (может, врали, надо бы проверить). Для меня же конечным этапом развития личности является мысль типа "что воля, что неволя - все равно". Потому что можно делать миллиарды этических выборов, но никогда не надо забывать, что разницы между империей зла и штатами - нет, что разницы между добром и злом - нет, что разницы между жизнью и смертью - нет, что разницы между людьми - нет, что нельзя победить то, чего нет. Если автор не дает нам этой простой мысли в книжке - то, видимо, автор так не считает, если автор так не считает, то, стало быть, у нас с автором концептуально-разные взгляды на мироздание. И, стало быть, мы не просто говорим о разных книжках, - мы живем вообще в разных, несовместимых, непересекающихся мирах. И его мир всегда будет мне чуждым, прекрасным - и чуждым, и не отзовется во мне - родным, не узнается участками хромосом И, разумеется, для меня чтение книжек о его мире, и уход в его мир, будет эскапизмом - ничего общего с реальностью ведь...
Цветков, есть ощущение, относит книжку Толкина к примитивным. Я глубоко убеждена, что примитивна она ровно в том смысле, в каком примитивна сама идея борьбы добра и зла. Потому что философия и теология давным-давно уже вышагнули из проблемы Добра и Зла.

помните, недавно я давала ссылку на статью ДВ о неприязни к героической литературе? вот как раз оно самое. Победа добра над злом - не мой профиль, Джеймс Поттер - не мой герой. Потому что мир - неизмеримо глубже.