как же я ненавижу работу, на которой, в редкие моменты прозрения и желания что-нибудь поделать для пользы компании, выясняется, что нихрена не работает тут. По это причине работа вновь заброшена на неопределенный срок, а я поконспектирую Наймана пока.
1. АА в Италии: "Пунина, которая сопровождала ее в первой поездке, повезла ее купить чемодан для подарков (например, мне и Иосифу АА привезла по куртке). Продавец принялся скидывать с полок лучший товар. Пунина показала на один из чемоданов и спросила, прочный ли. Вместо ответа продавец бросил его на пол, прыгнул сверху - чемодан проломился. Он схватил другой, они остановили его, купили первый попавшийся, кое-как выбрались из магазина."
читать дальше2. Комаровская почтальонша принесла телеграмму с просьбой американского профессора такого-то принять его в такое-то время. Ахматова буркнула: "Чего им дома не сидится?" - и в назначенный час погрузилась в кресло у окна. Гость приехал с собственным переводчиком, она попросила меня остаться. <...> он собирал материалы по России и, в частности, от Ахматовой хотел узнать, что такое так называемый "русский дух". А. вежливо, но достаточно деонстративно, перевела разговор на другую тему. Профессор настаивал на своей. Она навстречу не шла и всякий раз заводила речь о другом, всякий раз все суше и все короче. Он продолжал наседать и в раздражении спросил уже у меня, не знаю ли я, что такое русский дух. "Мы не знаем, что такое русский дух!" - произнесла А. сердито. "А вот Федор Достоевский знал!" - решился американец на крайний шаг: Он еще кончал фразу, а она уже говорила: "Достоевский знал много - но не все. Он, например, думал, что если убьешь человека, станешь Раскольниковым. А мы сейчас знаем, что можно убить пятьдесят, сто человек - и вечером пойти в театр".
3. Теперь про Раневскую несколько пассажей: "Почтение Раневской к А. было демонстративное, но ненаигранное. Уточняя очтительность юмором, она обращалась к ней "Рабби" и "мадам". Прочитав в очередных воспоминаниях в начале 80-х годов, что А. не любила Чехова, неожиданно мне позвонила и рыдающим басом, с характерным очаровательным своим заиканием, произнесла негодующую речь, что как же так, сперва "эта Хазина", а теперь "этот...", - осмеливаются публиковать гнусные измышления о том, чего не знают, чего быть не могло, потому что больше всех на свете она чтит двух людей, "А-ханночку Андреевну" и "А-хантона Павловича", обоих боготворит, оба гении, и как же одна могла не любить другого, когда он написал "всю правду про всех нас": "Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси..." - и так далее, прочла почти целиком монолог Нины Заречной с завораживающими паузами, с трагической интонацией, так что получилось в самом деле "холодно, холодно, холодно, пусто, пусто, пусто, страшно, страшно, страшно".
4. Когда-то в Ташкенте она рассказала Раневской свою версию лермонтовской дуэли. По-видимому, Лермонтов где-то непозволительно отозвался о сестре Мартынова, та была не замужем, отец умер, по дуэльномукодексу того времени за ее честь вступался брат. "Фаина, повторите, как вы тогда придумали", - обратилась она к Раневской. "Если вы будете за Лермонтова, - согласилась та. - Сейчас бы эта ссора выглядела по-другому... Мартынов подошел бы к нему и спросил: "Ты говорил, - она заговорила грубым голосом, почему-то с украинским "г", - за мою сестру, что она б...?" Слово было произнесено со смаком. "Ну, - в смысле "да, говорил" откликнулась Ахматова за Лермонтова. - Б..." "Дай закурить, - сказал бы Мартынов. - Разве такие вещи говорят в больших компаниях? Такие вещи говорят барышне наедине... Теперь без профсоюзного собрания не обойтись". Ахматова торжествовала, как импрессарио, получивший подтверждение, что выбранный им номер - ударный. Игра на пару с Раневской была обречена на провал, но А. исполняла свою роль с такой выразительной неумелостью, что полнота этого антиаристизма становилась вровень с искусством ее партнерши. Мартынов был хозяином положения, Лермонтов - несимпатичен, но неуклюж и тем вызывал жалость.
ну вот. А потом подкрался сын и повыернул остальные закладки.