Штука в том, что Марина оказалась первой женой Пуханова. Ну и свекровью Логвиновой, соответственно.
Но смысл не в этом.
В 1997 году я была во Львове. В оперном. Там танцевала Оксана Лань и ее Аквериас. Я чуть не рехнулась, это было потрясающе. Я потом искала ее искала искала потом придумали интернет я опять искала ее ночами черными ага
Она Маринина кума.
20 лет прошло.
Марина так с недоверием сказала: а что, Аня правда хороший поэт?
Марина и сама поэт, ТЧ, думаю, раз спросила, то не одобряет.
Марина пишет так:
* * *
Все серебряны цепочки порвались,
все бездонные кувшины раскололись…
Голова почти седа — нас не будет никогда —
вот и вся моя бесхитростная повесть.
Дорогой голубке в пясть — виолончель,
дорогому зверю в ноги поклониться —
все последние дела… Жизнь весёлою была
и кому-нибудь в двенадцать лет приснится.
Зацветает после полудня вода,
облетают птицы медленные в море…
Тополиные тела прорастают по углам,
и неважно, что не свидимся мы боле…
Пой, родная, коктебельскую метель,
разбирай по ноткам марлезонский улей —
как стояли на горе и любили в сентябре,
как в поход пошли да больше не вернулись…
Кто там шёл в толпе с непонятым лицом?
Кто там трясся на телеге от рыданий?
Впереди бессмертный сад — рядом дым, да вечный смрад,
да святые очи, да пустые длани…
Для тебя, сердечко, писаны стихи,
навигации и вышние пилоты…
Караван почти ушёл, всё случится, хорошо,
раскрываются в двенадцать переплёты…
Августиново колечко на груди,
под колёсами францисковы цветочки…
Одинокая толпа — каждый по пути пропал…
Обрывается последняя цепочка.