[chukcha-chitatel]

я сейчас об вас буду терапировать-ся. Так что слабонервным, впечатлительным, беременным не надо читать, нет, я серьезно считаю, что не надо читать, я не кокетничаю.

У меня есть прадедушка Иван Михальченко. Никто его Иваном никогда не звал. А звали исключительно Дед Лихо. Я думала, потому что злой был. Но оказалось, нет, потому, что ходил и все время говорил "Ох, лихо мне, братцы" (в точности как я). У него была семья, жена, дети, сыновья, дочки - ничего не знаю, кроме Федора, Федора Ивановича, моего дедушки. В 18 лет Ф.И. пошел на фронт и загорелся в танке. И горел. С ним ничего не случилось, ни ожогов, ни ожога легких, ни контузии, ничегошеньки, так и остался молодым, красивым, здоровым, высоким, умным, талантливым, остроумным, стихи писал, шутил смешно. Но - как я себе объясняю и как я себя уговариваю - рехнулся. Он женился на бабушке и все было нормально, много денег, много сил, совпартшкола, отличная должность, любил ее как мог. Проблема в том, что он рехнулся и стал деспотом, сексуальным агрессором, насильником и садистом. Знаю по маминым рассказам, и вторая проблема в том, что знаю лет то ли с 6-ти, то ли с 8, на Саянской жили, скорее с 6-ти, не помню, чтобы в школу ходила. То есть намного раньше, чем моя нервная система могла бы выдержать. Мама рассказывала, что она его не боялась, нет, боялась только Тасю (свою маму), а его скорее любила и радовалась ему, с ним было проще. С деспотами обычно проще: есть система правил поведения, ей просто надо соответствовать, систему придумывает и реализует деспот, остальные просто слушаются, наказания тоже выбирает он сам. Если они смеялись за столом во время еды, то он сразу бил. Что он не много пил и не часто и не запойно, но легко мог прийти домой зимой, поднять всех с постели и выгнать на улицу - просто так, потому что бесит. Тут системы нет, тут просто "я так хочу". Что бить прям вот бить - не бил, но легко вышвыривал, у него только дочки были, легкие такие, маленькие. Запросто раздавал подзатыльники. Тася говорит, что ее - бил. Про сексуального агрессора - Тася пять раз была беременна и вспоминает об этом с ужасом, хотя она и истеричка, как мы все. Насиловал он всю деревню, ни у кого ничего не спрашивая и не объясняя. Когда шел на работу и с работы, тетки прятались в своих подвалах. Потом приходили кричали Тася сделай сделай с ним уже что-нибудь. Бабушку ненавидели все женщины в деревне, почему-то она считает, что это была только зависть. Наверное, так ей удобнее считать. "Я отправила его к соседке за ложками, жду-жду, че-то долго нет. Пошла поглядеть, зашла - он ее трахает, а она голову руками закрывает и плачет. А раз шла на работу так вот через поле, тропинкой, а он прямо на тропинке с Нинкой кривой. Ладно бы с кем еще, но так с Нинкой, она ж кривая, кособокая". Тася болела сифилисом и, говорит, умирала от стыда пойти к гинекологу. Неприятно в этой истории то, что первый раз к гинекологу меня вела как раз Тася, мне было 7 лет - и умирала от стыда она точно так же, и если бы у меня был выбор идти с ней дальше или сразу умереть, конечно же, я выбрала бы второе. Про садизм - он раздавливал котят сапогами и дверями, дверным косяком, специально дождавшись момента, чтобы дети видели. Раздавливал насмерть, конечно, молча, спокойно, оставлял и уходил. Мама собирала, относила в сад, хоронила, не все были совсем насмерть, некоторые полуживые, мыла пол. У них была собака, Полкан, долго жила, его все любили. Вот он однажды без всякой причины подошел к спящему псу, медленно, спокойно наступил ему на яйца и растер. Пес завыл, оторвал веревку и убежал. И все всегда на глазах у детей, обязательно.
У мамы была пневмония долгая и такая, вялая, несколько лет. Потом решили все же отрезать кусок легкого, отрезали. она говорит. лежу в городе в палате, Ф.И. приехал один, сидит у кровати, гладит меня по руке, плачет, говорит "дочурка, дочурка" - а я вообще его видеть не могу, вообще не могу.
Ф.И. я видела всего один раз, мне было 9, летом, у меня был день рождения, вся семья была на море у Лилечки, так совпало, что все внуки были, и он приехал. В дом не заходил, сидел на лавке под яблоней, мама сидела и просто мотала головой, старшие сестры говорили Люда, ну выйди, ну нехорошо, ну что ты - а она сидит и просто мотает головой и пытается не плакать. И по сестрам видно, что они ему, скорее рады, и для них это приключение, стремно и нервно, но здорово все же, папа приехал. А она ни в какую. Я в итоге сама вышла - интересно было посмотреть. Никакой не дедушка, конечно, ослепительный солнечный свет, ясный день, выжженная белая земля, мужик какой-то высокий, красивый, молодой, здоровый, смеется, знакомится с внуками, смущается, стесняется. Я поближе подошла. А у Леночки день рождения. И мама на крыльцо вышла, даже не на крыльцо, а в дверной проем, махнула и что-то типа Привет, или Привет, пап, или молча махнула, или, наоборот, только сказала, не махнула. Он потом на лавочке сидел с Тасей довольно долго - и уехал. Точно не обедал и в дом не заходил.
Как-то странно я это помню и неправдоподобно, потому что ехать из Брянска в Туапсе, чтобы посидеть полчаса на лавочке - это странно, хотя мы все ебанутые в этой семье.
Он очень вскоре умер, может, через год, от инфаркта. Никто не поехал на похороны. Мама страшно плакала дома. Страшно-страшно. Т.е. я вообще никогда не видела такого больше, плакала и кричала "я ненавижу тебя". Было так страшно. Я любила моего папу, хотя он тоже с большими странностями и тоже, безусловно, деспот, и мне тогда казалось, что если бы это мой папа умер, я бы нихрена не выжила, и мне было страшно, что мама не выживет и что я ничем не смогу ее спасти, а она так отчаянно при этом злилась, что, кажется, единственный способ пережить боль - это до полусмерти разозлиться. И было страшно, что она так злиться на него, он же все же умер, его как-то жалко. И хотелось ее погладить или как-то утешить, но страшно, потому что она правда была очень злая в то конкретное время. Она, правда, что-то такое говорила, мол, не пугайся, все нормально, все пройдет, а потом опять плакала или садилась на диван и выла. Уже был диван. Лет 11 мне, наверное. Я спрашивала, что такое, а она сказала, понимаешь, я же кардиохирург, а он умер от инфаркта, а это ТАК ПРОСТО, наверное, я чувствую себя виноватой, что ли, но я бы ни за что не сделала иначе. И опять "я ненавижу тебя". И долго-долго с сестрами потом "да туда ему и дорога!" - "Лутоша, Лутошенька, ну что ты, ну нельзя так".
Я всегда очень не злилась, а не знаю, осуждала, недоумевала и осуждала, с каких таких хренов ей пришло в голову все вот это вот рассказывать 6-летнему ребенку, тоже мне нашла исповедника, за что вообще, почему я, почему как кому выговориться - то обязательно я, особенно они любят вести себя как последние бляди, а потом прийти такие - целиком в покаянном умилении и просветлении - и задушевно сказать "Мне нужно рассказать тебе одну вещь" - и начать на меня вываливать всякую мерзость, которую мне намного проще было бы не знать. Ну так вот, я вчера что-то подумала, что, похоже, не все она мне рассказала. Вот вообще не все, совсем не все. А совсем чуть-чуть, чтобы только не задохнуться. И от того, что рождается в моей голове от этой мысли, мне уже вообще невыносимо.
И еще очень привычно думать, что ну вот такой вот персонаж, вот такой вот человек, ага,вот такая страшная история, ну и норм. А вчера я как-то сообразила, что это мой близкий и прямо родственник, что это 1/4 часть меня, ага. Что это дедушка. Это вообще не влезает в голову. Никак.