Девочка из Улан-Удэ. Ездила домой. Вернулась, сидит, говорит: Лена, я помню, как я жила. Лена, какой я была сукой, прости, что я так грубо. Рассказывает, как вышла замуж в 19 лет, чтобы только не жить с мамой. Как муж ее обижал, все время бросал, гулял, как она с ним постоянно ругалась, уходила от него, убегала от него, возвращалась с коляской с двумя детьми к маме, как мама стояла на пороге, руки в бока, мол, или домой иди и дома живи, или уже не возвращайся надоело, как она все время била мужа, говорит, я не знаю, в него все летело, все, что было у меня в руках дольше секунды, все в него кидала. Не давали академ, потом давали, потом не давали второй академ, как она мечтала жить в общежитии, а мама запретила. Как она однажды убежала из дома, и забыла запереть кухню на задвижку, а старший ребенок туда пробрался, подтащил стул, залез на стол, поставил стул на стол, открыл шкаф и выпил уксус из бутылки, потому что был уверен, что это святая вода, и обжегся, конечно, и его увезли в реанимацию, а она ночью разбудила папу и попросила отвезти ее к ламе, и лама ушел в медитацию, а когда вернулся, был такой злой, у него такое лицо было, и он сказал: а ну быстро иди на улицу с белым подношением, потому что будды сейчас все спускаются, попроси людей, чтобы твой ребенок выздооровел. А ну бегом беги что сидишь!!!!! И она побежала. (Сноска: это обряд, с едой белого цвета, молоком, творогом, сметаной, обходишь дорогих гостей, по праздникам, или просто когда гости пришли, встречаешь, или вот как поминание, будды спустились с неба в телах разных уличных людей, надо накормить их белой едой, чтобы они помолились (ну как это... попросили благословения... потому что мы все - свет.) Потом спать легла. Утром позвонили сказали только пищевод уже в палате можете забрать.
А потом она оказалась беременна третьим ребенком, а муж кричал нечего, нечего нищету плодить (мой папа говорил то же самое слово в слово) и посылал ее на аборт, и говорил, хочешь рожать - рожай, но чтобы я тебя больше вообще никогда не видел, а ей снилась ее тетя, которая уже умерла, но всегда-всегда ее очень любила, снилась постоянно, приходила, обнимала ее, прижималась к животу, и она поняла, что тетя просто хочет вернуться в семью, переродиться. И она совсем не хотела делать никакого аборта. Пошла к ламе и лама ушел в медитацию ("или в астральное тело, не знаю уж, куда он ушел"), а когда вернулся, сказал, если родишь, у вас настанет полное благоденствие. Но, сказал, сейчас год собаки, у тебя открылись ворота смерти, я вокруг тебя поговорю, подарю тебе большую защиту, на долгу жизнь. И на 11 неделе дома у нее случился выкидыш, но с ней самой ничего плохо не случилось, и она подумала, что больше не хочет жить с этим мужем никогда, никогда. И она уехала в Москву на пхову (как я понимаю, это вроде соборования). И осталась в Москве, а ее муж поехал работать на Шелл на Сахалин, и стал ее звать к себе. И она согласилась. Приехала на Шелл. А там было столько иностранцев, тайцы, малазийцы, филиппинцы, англичане, кто угодно, и она влюбилась в мальчика с Филиппин, они такие страшные, маленькие, темненькие, уродливые все, а он был такой красивый, такой красивый, такие волосы вьющиеся, такие глаза красивые, и волосы так пахли, шампунь у него такой был, что ли, или бальзам, и две серьги были, и я только смотрела на него и думала - это Будда Калачакра. Будда Калачакра. Это такой синий будда, у него тоже две серьги и волосы длинные, и он в короне, а он ходил в каске, и тут очки еще, и синий комбинезон, это точно был Будда Калачакра. Я с ним переписывалась от мужа тайно. Когда к мужу приезжала, просила его не писать, потому что у меня могут быть большие проблемы. Он не писал. И вот я сплю как-то, лето, май, на Сахалине огромная была луна, в комнате светло, Андрей спит, а я как бы сплю и как бы не сплю, в полудреме, что ли, и в окно смотрю, от Андрея немножко отодвинулась, и все про этого мальчика думаю, и тут я вижу, глазами вижу, очень ясно, ламу Оле, как он стоит, улыбается, пожимает плечами и руками так разводит, мол, ну - что сделать, ну все, кончился твой брак, ну - все уже, не борись, прими.
И я домой ухала. Андрей писал, звонил, кричал, умолял, обещал, проклинал, страшно кричал, бегал за мной, с ножом бегал, с ножницАми бегал, не помню, все, что у него было в руках, со всем за мной гонялся, и я приехала домой, хорошо хоть он был на Сахалине, я подала дома на развод, а он не являлся и повестки не получал, и нас развели. Но он так проклинал меня. Так меня проклинал. Так долго. Что я заболела. У меня ничего не болело, я просто не говорила ничего и не хотела ничего и уставала постоянно и делать ничего не могла и ничего не делала. И папа отвез меня к ламе. Лама вокруг меня читал, потом мы домой уехали. А денька через три-четыре, так как-то, я стала вдруг посуду мыть и петь, и мама смотрела на меня, смотрела, потом заплакала, сказала: ну вот, все прошло.
И я уехала в Москву. Сначала в Индию, а потом в Москву. Работать. Но как-то не получается у меня работать тут. И мои дети взрослеют, у младшего уже голос сломался, я его по телефону не узнала, а получается, что я их не вижу. Это так больно. Я приезжаю побыть с ними месяц или два, но все равно не вижу и скучаю по ним. Зато Андрей теперь их забирает, водит их в кино, и покупает им одежду, и что им там надо бывает, и тут звонил, говорит, у Семена день рождения, давай ему велосипед подарим, давай скинемся, а я же только за. И говорю, а младшему обидно будет. Андрей говорит, ладно, я придумаю что-нибудь. Потом перезванивает, говорит, давай младшему тоже купим? А тут сижу дома, и мне от Андрея письмо приходит, что он благодарит меня за все и желает мне счастья, я прочитала и так заплакала, что Антон пришел с кухни, спросил, что случилось. Это мой молодой человек, мы два года были вместе, правда, мы расстались, но я у него живу, потому что мне больше негде и он меня пока еще не выгоняет. Пришел, я ему показала письмо от Андрея, он сам чуть не заплакал. Ну да, он такой, ласковый очень, мне бы хотелось более, знаешь, волевого, что ли... Или вот в скайпе общались, он говорит, а это кто, твой молодой человек, да? Да нет, Даримка, не пугайся, я только за твое счастье, только чтобы у тебя все хорошо было.
- а ты училась в Улан-Удэ?
- училась, но я не доучилась, на эколога, академы брала, а потом сделали платным, а денег таких не было.
- а кем ты хочешь работать?
- я хочу путешествовать. По саванне. И снимать ее.
- а в детстве?
- тоже хотела путешествовать. Я все время просила родителей отвезти меня к родственникам, то к тем, то к этим, как будто бы я по ним соскучилась, а на самом деле мне нравилось ехать по Бурятии, я, кажется, одна из всех детей, у меня еще два брата, я одна видела всех наших родственников. Я всю ее проехала, сначала на север. Потом на Юг. Потом... Потом на запад, да. Потом на восток.
- ты говоришь как крестное знамение.
Смеется.
- а тут ты что делаешь?
- ой, тут я курьером, это, конечно, так работа, хотя и нельзя о ней так говорить, я ей очень благодарна, что она есть.
- т.е. все равно ты ездишь. Просто короче, чем хотела бы.
- я бы хотела все время ехать. Этот мальчик, представляешь, уехал в Австралию. Шелл там разработки начал и он уехал. У нас даже и не было ничего.
- Будда Калачакра?
- да)
- ой, Дарима, какой же ты кочевник.
- конечно. Я же монгол. Я сегодня утром, пока тебя ждала, посмотрела новую серию Наруто, последняя, говорят, серия. Вот понимаешь, там ведь другие миры, другие дела, там другие проблемы, они спасают миры. А мы тут совсем другими делами заняты.
- а мы спасаем себя.
- да. Чтобы больше тут не перерождаться. Чтобы больше не оставаться тут. Чтобы потом уйти в другой, волшебный мир, в другие миры, полные чуда, и заниматься там совсем, совсем другими делами. Я эту плохую связь с Андреем физически чувствовала, я, когда в Индии и на Гоа, и в Непале путешествовала, я каждый мой шаг просила, чтобы эта плохая связь растворилась, чтобы Пространство ее растворило, а хорошая чтобы осталась. Потому что иначе она всегда меня будет держать. И всегда возвращать в этот мир. Нам опасно иметь плохие связи. Мы не сможем отсюда уйти.