внезапно вспомнила все связанное со Львовом бесконечное счастье, какое-то огромное, как солнце, и медленно кружащееся, как ласточки вечерами, - и урыдалась вся над невозвратным городом, людьми и детством.
Похоже, мне жаль, что я не говорила всем моим дедушкам и бабушкам ежеминутно, как я люблю их.
Я знаю, что не во все места можно вернуться.
В том и был прикол, что с мамой оно было какое-то нестабильное и дерганое, и то есть, то нет.
А во Львове оно было константным, там была такая норма жизни - счастье. Оно повторялось изо дня в день и не кончалось. Там вообще все повторялось изо дня в день и ничто не кончалось. Все было одно и то же и, засыпая, точно знал, что будет завтра, какое будет завтра, кто будет завтра, в каком настроении все проснутся и что станут делать. Про маму этого никогда нельзя было знать.
Удивительное рядом: мое детство прошло в доме дедушки-алкоголика, конечно. Но как-то так он пил, что ничем не омрачил его и мейд май лайф. Видимо, если очень хорошие, добрые и умные люди пьют, то они все же не становятся монстрами, и распад личности выражается совсем уже потом в несвязности речи и постоянном засыпании на каждом шагу.
все это не имеет отношения к войне, я другим делом была занята, когда сознательно вспоминала.
с мамой было страшно. Пч черт ее знает, что она выкинет в след. секунду. С папой тоже было страшновато. Пч если мне что-нибудь понадобится в след. секунду, я, скорее всего, не смогу этого от него получить (от выслушивания до бантика).
Во Львове не было страшно: след. секунда не наставала. Она всегда была одна и та же.
Это был пост благодарности, хоть оно и не очень заметно.