[chukcha-chitatel]

никакого антракта не было, но условное "действие" все равно чувствовалось.
После песенок Матвеевой вышла Фанайлова - оцените пропасть - и прочитала, блестяще, потрясающе прочитала, два эпических стихотворения или две поэмы, затрудняюсь с жанром, первое мне не понравилось, а второе - про похороны Ельцина - как вы могли догадаться, мне понравилось. Просто темой своей. "Ельцин - наш Президент!", с этим ничего нельзя поделать. Человек, 2 месяца путешествовавший по СССР на крышах поездов дальнего следования и в угольных вагонах просто потому, что не поступил в ВУЗ, не может не быть национальным героем, а его похороны, соответственно, минутой национальной печали.
Ну и, конечно, "ни сика, ни бура, ни сочинская пуля", ни другие сомнительные развлечения в сомнительной (прямо скажем, уголовной) компании не убавляют эпичности фигуры, а, на русский манер, добавляют ее.
(А еще я люблю историю их с Наиной помолвки. Я больше и не знаю историй помолвок, чтобы люди устроили студенческий роман, а потом год друг друга не видели (сознательно), а потом встретились и поженились).
Нет, я отлично вижу, что у меня в голове есть некоторый культ личности, но что за жизнь без культа... Я вообще люблю легенды о Ельцине, почти как легенды о Пушкине. И других правителях и властителях. Я люблю, как под его дудку весь класс выпрыгнул из окна второго этажа, как его выгнали из школы за бунт против классной руководительницы - без права продолжать и заканчивать среднее образование, как все участники организованного им похода заболели брюшным тифом и год не посещали школу и другие прекрасные легенды. Я вообще люблю, чтобы если заболели - то непременно все, а если не посещали школу или расстались и не общались - то минимум год. Он умер всего пять лет назад, а уже большой спор - двух пальцев у него не хватало или трех. Он вот, считает, что двух. А его биограф, например, что трех.
www.zaharprilepin.ru/ru/rcn/2009/07/5783.html


СОЛНЦЕ
Они стояли рядом, близко, очень близко.
От них пахло дорогим одеколоном.
Загорелые — то ли солярий,
То ли только что с моря.
В чёрных костюмах, как итальянцы, хорошо пошитых.
Улыбались вежливо
И быстро смотрели по сторонам,
Коротко говорили друг другу: там, на машине —
Станешь спиной, закроешь.
Они достали
Длинные блестящие ножи, как в кинофильмах
Девяностых — Тарантино? Такеши Китано?
Они достали, короче, свои ножички
И сказали: если ты её не оставишь,
Будет плохо. И улыбались.
Они стояли плотно.
Я чуял запах
Их кожи, их одеколонов, они явно читают
Журнал GQ, возможно, «Эсквайр»,
Возможно, прочтут
Какое-нибудь интервью со мною. Возможно,
Потом скажут друг другу: чувак, да этот тот парень,
Которого мы прикололи,
Вот смеху, чувак.
С интонациями переводчиков американских фильмов.
Наверху были мои девчонки.
Почему-то я сказал, что выйду первым
И подожду их внизу.
Там уже меня ждали,
В чёрных итальянских костюмах
Двигались под ярким солнцем,
Как танцоры в балете.
Короче, ты её оставишь, понял?
Я сказал: отойдём, здесь моя дочь, не надо.
Они сказали: да мы уже всё сказали.
И ушли. Сели в машину и отвалили.
Мои девочки спустились.
Мы сели в машину и уехали.
Позже я рассказал жёнам,
Первой, которая тогда была со мною,
И второй, из-за которой
Состоялся этот балет,
Уточнив, что бросать её не намерен.


стх про похороны я вам не нашла. Это очень жаль.

Потом читала Логвинова, читала все то, что все мы так любим. читала на фоне жостовских цветов, крутившихся за ней на экране огромно и медленно, медленно и огромно. Забавно вот что. За несколько дней до того Аня написала в ФБ: "Не знаю, зачем я так мучаюсь со стихами к поэтическому концерту 23 февраля, ведь я автор этих строк

***

Под простынкой не в полоску
и не в клетку, а в цветочек,
чистый хлопок, сто процентов,
спит мужчина, настоящий.
Очень странно, неужели
это правда, сяду рядом,
он глаза приоткрывает,
смотрит дико, пахнет медом."
Трогательно то, что это было единственное стихотворение, которое Аня забыла посредине, в строчках "очень странно, неужели / это правда" - они, действительно, пустые, я и сама их всегда забываю. Начала сначала и забыла их еще раз. И еще раз.
Ну и что. Все равно ей вслед - единственной - летел букет из зрительного зала.

Потом читала Елена Исаева свои домашние и женские стихи про мужчин
Перебирали абрикосы -
Варили на зиму варенье,
И проходило воскресенье
Не просто как-нибудь, а с пользой.
Впуская в форточку прохладу,
Я пенки желтые снимала
И где-то как-то понимала,
Зачем все это было надо.
Я знала, знала, что варенье
Еще наслушается споров,
Интеллигентных разговоров
И философских словопрений,
За милую проскочит душу
Под выгнанных и убиенных,
И скажет мама непременно:
"Поэтам тоже надо кушать".
Его съедят, почти не глядя,
Как оно дивно янтарится:
"Да вы окститесь, Бога ради -
В России страшное творится..."
Подружка абрикос подцепит
И ловко в рот себе положит:
"Ведь он меня совсем не ценит.
Он - сволочь", - тихо подытожит.
В отечестве темно и страшно.
И так уютно в доме нашем.
Чтоб было счастье полной чашей,
Глотайте горе полной чашей,
И эти баночки тугие
Я растаскаю по больницам,
Где будут гнить, а не лечиться
Любимые и дорогие.
И кто-нибудь их них без силы
И как простое откровенье
Мне скажет: "Вкусное варенье".
И я скажу: "Сама варила".

* * *
Судьба дарила в полной мере
Из рукава любой руки!
В пельменную на бэтээре
Меня возили мужики!

Виват, советская наука! —
В тот миг счастливейший сполна,
Где я рукой машу из люка,
Где — бауманцы и весна!

Виват — годам восьмидесятым,
Где начинается барьер.
Ещё не уступает Штатам
“Ракетный колледж СССР”.

Ещё не все ушли на рынок,
Ещё не проданы умы,
Ещё ведётся поединок
За то, что называлось “мы”.

…Они расстанутся навеки:
Уедет Глеб, сопьётся Стас,
Максим, чтоб выжить, за копейки
Две диссертации продаст...

Своей ненужные отчизне,
Высокопарно говоря,
Они мертвы уже при жизни,
Которая промчится зря.

Все их открытия откроют
В какой-нибудь другой стране…
Они “Столичные” докурят,
Они пельменей купят мне.

И под Высоцкого — по мосту —
До всех трагедий и обид…
… Там, за Лефортовским погостом
Ещё пельменная стоит.

(а мне совсем недавно читали пьесу про сосисочную в Сокольниках)

* * *

Мне представилось вдруг,
как ты женщину клеишь на рынке.
Ты торгуешься с ней
за какой-то кусочек грудинки.
А она раскраснелась,
смеется, почуяв удачу, –
Черный локон
и говор хохлацкий, а может, казачий.
И она тебе дарит
секреты гречишного мёда,
И она для тебя интересна
как жизнь и природа.
Ты диктуешь ей адрес,
зовешь нынче вечером в гости.
А она, смяв бумажку в карман,
повторяет: “Ой, бросьте!”
Твой крутой интеллект,
рефлексию на сутки унявший,
С ней вполне отдохнет –
с этой Галой, Оксаной, Наташей.
Всё естественно, просто,
и нет никакого цинизма.
Это я загибаюсь
от собственного мазохизма,
Это я далека
от природы, грудинки и мёда,
От случайной любви,
от тебя и, вообще, от народа.

А потом красавица Лавут читала вот то стихотворение, которое я вам ставила, про розовые кроссовочки, и еще


* * *

1.

"Рыба" ласково называли детей в Херсоне
Оттого что на воде держались как деревяшки
Оттого что вместо пяток у них ладошки
А на ладонях шелковичные пятна.
У меня чешуя прилипла к крашеным доскам
Трава застревает в жабрах.
У меня там умерли две белые кошки
Несколько кур и дворовая собака,
Прабабка и прадед
Дед, бабка, отец и тетка:
Все они родились в рубашке
В тёплые осени, в нехолодные зимы,
Но забыли, что ли, застегнуться,
Хотя вряд ли это повлияло.

2.

помню книжку отдельную тонкую про гавроша
я была така маленька и хороша
что хотела быть не то им не то с ним не могла разобраться
ничего не уметь не иметь только драться

лето раз наступив не двигалось не меняло лица
ни отточить карандаш ни разбить яйца
не выходило – бессмысленная рука
складывалась в подобие кулака

бороться и смерти медленной обрекать
хотелось не нюхавших мусора баррикад
тех кто не плюнув в жандарма гнилой слюной
думал уйти домой

но кажется этот мальчик теперь мертвей
чем записывавший за христом матвей
кастаньеты памяти косточки игр настольных
что бы вам не греметь около таких покойных

3.

неужели ты лена всю жизнь проживёшь на шоссе энтузиастов
пока не треснут стёкла твоих очков не пожелтеют страницы книжек
лучше пусть тебя украдут продадут в рабство
была лена – и нет лены, как чижик-пыжик
пусть льют себе новую лену из другого металла
думали та у них постоит а она не стала

(это она не читала)

И еще читала посвященное Саше Сколову стх со словами "Это за мною пришел конвой...", которое я не могу найти.

А потом моя любовь Маша Макарова вышла одна, совсем без медведей, и спела в акустике

"Веретено" ("Яйцо")



а потом еще спела "Сорви с меня мои одежды" и "Мое сердце без тебя", совершенно дико звучащее без ритм-секции.

Listen or download Макарова Сорви мои одежды for free on Prostopleer

Listen or download Макарова Мое сердце без тебя for free on Prostopleer