на МГУшном журфаке у меня ничего не было. Я таскалась туда просто так, потому что мне всегда, сколько я помню, не была нужна моя жизнь, и более того, она сильно обременяла меня. В смысле, я все время ощущала, что ею надо как-то толково распорядиться, но никогда не знала, как, а просто длить и длить ее изо дня в день было невыносимо. Я таскалась на журфак - у меня был благовидный предлог: там училась моя одноклассница, приятельница, Банька. Она еще не была Банькой, а была Таней. И вот однажды в июне я просилась к ним приехать (вся моя жизнь так проходила, я всегда умоляла людей разрешить мне побыть с ними, приехать к ним на пару, проводить их до станции зеленый городок, помыть у них холодильник. Многие люди были добры ко мне и разрешали мне просимое, просила я всегда сознательно мало, чтобы не отказывали. Некоторые даже разрешали посидеть у них в новый год. Нет, поймите меня правильно, не приглашали, а именно разрешали, потому что я звонила поздравить их, а они вежливо спрашивали, что там у меня, а я говорила честно, что сижу одна, ну и хуйсним, в смысле, без проблем (в 16 лет это была не очень большая проблема, одна так одна)). Ну вот. И Банька сказала, мол, приезжай, конечно, если хочешь, но потом нас звала Наташа Каныгина на свой ДР, т.ч. мы пойдем к ней праздновать. Я приехала. Они сдали какой-то свой зачет, потом побегали под фонтаном на Манежке, потом поехали по зеленой ветке к Наташе Каныгиной. Точнее. мы поехали втроем: я, Банька и Кирпич. Кирпич утрированно звал Баньку Банькой, назначал ей это имя и очень радовался. И банька спросила, как он думает, не будет ли Наташа Каныгина сильно возражать, если мы возьмем меня с собой. Кирпич напрягся. Он вообще был очень социальный, социально-ориентированный, хотя это невозможно заподозрить по его виду, и его эта бестактность озадачила. А меня нет, потому что Татточка всегда брала меня без приглашения на ДР Леночки Кресманн, например. А Кирпич озадачился. И медленно говорил: "Наташа... Против... Ната-ша-каны-гина... Ка-ны-га-на-та-ши-на... Каныганаташина... Слушай, Ленок. Мы купим цветов. Ок? ты не против цветов?" И мы купили у бабки четыре букета васильков, они очень красиво выглядели вместе, но были перевязаны порознь, а я развязала их всех и перевязала заново, и Кирпич был в полном восторге, явно понял, что не зря разрешил мне поехать. На эскалаторе он утвердительно спросил: "Т.е. вы - лучшие подружки. Так?" - Мы не могли бы этого сказать о нас. Но решили согласиться - просто из вежливости. Но с этого дня стали лучшими подружками на долго-долго, пока Банька не уехала в Грецию навсегда, теперь просто сложно. А Банькой она осталась действительно навсегда.
Был 1998 год.
Летом мы поехали на Селигер. Меня позвал Кирпич. Позвонил и позвал. Я спросила, кто едет. А он перечислял назвал вот Колю, себя, "еще едет некий Зеленый...", Аннушка большая, Аннушка малая думает, еще едет Машка Примаченко, знаешь Машку? Не знаешь??? О, это плохо, вы понравитесь друг другу, вас надо познакомить. Я брала билеты экстренно, а они - вместе. Я должна была ехать в другом вагоне и далеко, но обещала к ним прийти. Но потом передумала и сидела тихо в своем плацкарте. А Кирпич пришел и утащил меня практически насильно. И так как-то было хорошо и спокойно, что когда все уже падали спать, я осталась спать на Кирпичовой полке боковушке наверху, и когда он сказал "а ну подвиньсь", я подвинулась и мы прекрасно спали вместе. Вообще, мы много раз спали на одной кровати в каких-то гостях, это стало как-то нормально.
Я знаю много историй про Кирпича и расскажу если кому-то надо, или просто так расскажу, чтобы он остался. В конце августа я, без всякой надежды на взаимность, позвала совершенно всю журфаковскую группу, всех 23 человек, к себе на дачу праздновать мой никому нафиг не нужный ДР. И они приехали. Разумеется, не все. Человек пять или шесть. Анька Слободская (Аннушка Большая), Танька Капгер (совсем еще маленькая, лет 15), Банька (под мою клятву, что она уедет и будет дома НЕ ПОЗДНО!), Леша Соловей (который был физфаком), еще одна девочка, я забыла, кто это и как ее звали.
Мы страшно много приготовили еды. Страшно много. Особенно теста для кабачковых оладий. Эта девочка увезла потом это тесто домой маме и очень, очень радовалась, благодарила и хвалила мое тесто.
Кирпич сказал: "Ленок! Приеду, но если будет портвейн". И Кирпич приехал ночью, в полной темноте. Я сказала "найдешь желтый забор". А за лето забор посерел, некрашенный. И в темноте не разобрать. Мы сидели за столом и пили глинтвейн из омерзительного белого портвейна "Праздничный". Богом клянусь, омерзительного. И вдруг Танька Капгер заорала дико, страшно, отчаянно, передохнула и продолжила орать. Она сидела лицом к окну и в окно вдруг увидела распластанную кирпичову рожу. мы были страшно рады ему, Соловей оставил нам гитару, Кирпич был согласен сыграть, но сперва поесть. И мы кормили его в 6 рук, и как он прекрасно и благодарно ел. Как он нас нашел - он не мог толком рассказать. Говорил, что зашел куда-тов пятый раз спросить, где я, и решил, что если это не мой дом, то поедет обратно. А там были какие-то хачи, и вот они его отвели сами прямо к моей калитке. Потом увидел портвейн, посмотрел на меня очень внимательно и спросил: "Ты, Ленок, в самом деле купила портвейн?". Ну что же поделать, пришлось пить. Он был крайне социальный, правда. Очень непортвейный. Но странном порыве ностальгии любил всю эту москво-петушинскую эстетику.
Я бросила курить. А он, подлец, достал из карманов пять разных сортов сигарет. Кризиса еще не было, но все равно это было безумие какое-то.
И вот тогда, в тот вечер, он, после долгих уговоров, с гримасами "да ну, тебе не понравится" дал мне послушать одну Умкину песенку, "Девочек". Но мне очень понравилось. Никому, кроме меня, но он и не ждал. И переспрашивал. И утром переспрашивал. И долго еще переспрашивал.
Потом с Танькой Капгер у них был долгий и нервный какой-то роман.
Потом, уже в ноябре или вроде того, когда мы с Колей уже искали по объявлению, где бы снять угол за шторкой, потому что на комнату нам не хватало, Банька отдала мне кассету с Умкой, сказала, Кирпич просил передать, говорит, тебе понравилось, чо, правда штоль?!
Но рассказ не об этом.
А о том, что у Герасимовой есть песня "Перекатиполька". На самом деле все началось с нее. На Селигере Кирпич любил даже не подбежать, а именно подскакать ко мне, высокий, очень высокий, сильный, плечистый, очень красивый, непрерывно юродствующий и гримасничающий, от этого похожий на Илюшу Лагутенко, а то иначе похож был бы на Кобейна, только еще красивее, подскакать с криком "Ленок! Перекатиполька!" - пропрыгать со мной между сосен или по песчаному берегу и пару раз перевернуть меня в воздухе. Над головой, или через руку, , или через свою шею. Я боялась, визжала страшно, дух захватывало очень-очень, но я не роптала и благодарно принимала. Я только спрашивала, что за слово и откуда. А Кирпич говорил "А, ты не знаешь".
Так вот перекатиполька. Эта Анина песня - просто вся моя жизнь.
читать дальше
Моя дача по дороге Москва-Голутвин. По той, где Раменское. В Раменском у Кирпича жила тетка и сестра. Еще у него была мама.
Осенью я ехала на его ДР на такси и больше часа мы с водителем искали впотьмах его дом. Он жил в Южном Бутове.
В 1999 мы с Колей устраивали свадьбу 24 сентября, а у Кирпича был ДР - 23 сентября. И он обиделся, действительно обиделся на нас за это. Но на свадьбу, конечно, пришел. Просто полжурфака пришло и мы отняли у него его ДР.
В 2000 мы развелись. Банька была моя лучшая подруга, это не считается. А Кирпич был единственным человеком из журфака, продолжившим мне звонить просто так. Просто так.
В 2002 году они все выпустились. Он нашел папу, папа оказался в Будапеште, и поехал к папе в гости. Вернулся и кричал: "все, Ленок, я уезжаю из этой лажы, все. Прикинь, я вернулся, пошел помойное ведро дома вынести, и меня тут же избили гопники. Я уезжаю". Южное Бутово - это сурово, я знаю. Особенно для социально-ориентированных.
В октябре в Раменском он попал под электричку. Я не помню, какого числа. Мы потом, через несколько лет, ездили с журфаком на могилу, у него на камне выгравировано "Журналист". Коля еще произносил какую-то речь о том, как это правильно и хорошо, что выгравировано. А я думала, что это чудовищная пошлость.
Я сегодня поняла, что прошло 10 лет.
А я все танцую перекатипольку.
Сережа, мне не хватает тебя.