читать дальшеи тут я неожиданно подумала, что если я умру, меня надо будет где-то хоронить, а пока еще никто из маминых родственников не умирал в Москве, и если умрет, то будет все же не понятно, где его хоронить. Нас все время так мотает, что у нас нигде нет дельного кладбища. Есть покойники во Львове, но они двоюродные. Ф.И. умер в Брянске, но с ним никто не живет года с 70-го. Где-то в Мск похоронен Бородин, но а что мне Бородин. И если Ляля все же умрет, то ее некуда будет везти в Мск, и придется хоронить в Краснодаре. И, кстати, с Лилей ровно такая же история. И по всему выходит, что меня, наверное, придется хоронить с дедушкой. И я буду второй (так хотя бы логично). Ну или бабушка будет второй, так тоже логично вполне. И так живо я себе это представила, что стало обидно. Что ничего у меня нет. Что умереть негде. Как-то мне показалось, что там, с Пестеревыми, мне будет очень скучно и очень одиноко, и очень далеко от живых. Как-то особенно далеко от живых.
Нельзя при этом сказать, что я лучше предпочла бы лежать одна. Это не так. Прикопают же где попало и никто не придет. Я понимаю, что мне будет все равно. Но мне прямо сейчас не все равно. Я ощущаю эту разметанность, и разрозненность, и бездомность как неправильную.
я просто пытаюсь писать каждый день, поэтому всякую чушь.
И, в общем-то, не удивительно, если помнить, что перед этим несколько лет к ряду я чувствовала, что от меня отваливаются какие-то целые куски жизни, целые истории, и люди, и убеждения, целые поля знания, то не удивительно, что я теперь все время чувствую, что у меня ничего нет, что мне некуда пойти, что мне нечем заняться, что у меня уже нет никаких сил что-то нажить, создать что-то свое. Вы заметили, я почти перестала жаловаться, и почти перестала бояться. И меня по крайней мере стало хватать на то, чтобы регулярно есть и развлекаться. Развлекаться, правда, очень скучно. Есть интереснее - понимаешь, что делаешь что-то нужное, правильное.