[chukcha-chitatel]

Вам нравится?

* * *
Если вдруг вспомнятся тусклые сёла,
Грязные шторы в доме казённом,
Рыжие бархатцы в детской руке,
Жирная щука в прелом укропе,
Папа, как будто чужой, в тёмной робе
Тихо стоит, прислонившись к стене.

Если вдруг станет такой же стеною
Прошлое, - страх остаётся со мною,
Водит по телу студёным пером,
Солнышко делает тёмным пятном.
«Помнишь, - кричит мне, - щуку в укропе,
Дни посторонние в сладком сиропе,
Зуб свой молочный на толстом ковре,
Книжки про ВОВ там, где врут под чистую?
Первой постелью тебя нарисую,
Яблоком адским, галей в игре,
Гулом слепым дискотеки КЦ-шной,
Сломанной лыжей, лежащей в снегу,
Шахматным полем и спрятанной пешкой»
Это не я. Я так быть не могу.

Если вдруг вспомнится запах сарая,
Мелкие яблоки в дождь собираю,
Белую скатерть тяну со стола, -
Это не я, я такой не была.
Дней настоящих горячие розы,
Тело трамвая, сон спиртовой,
Шёпоты горние, мамины слёзы, -
Только и там это кто-то другой.

Белое слово молвить велю.
Это не я. Я таких не люблю.


* * *

Второго сына заковали, преодолели тёмный старт,
И умирали бабы Вали и бабы Светы, бабы Мани
На самых пасмурных местах.

Но мухи плавали в рассоле и век назад, и два вперёд,
И солнце плавало косое. Над полем – конь, а в нём – народ.
Несли корзинки с земляникой и сына первого несли,
Бензином облитые лики и песни добрые земли.
В степи построят аквапарки, из лаптя высосут вино
Всё те же греки, урки, Парки и снимут про баб-Валь кино:
Смотри, гроза хлопочет в мае! Манага хлещет из ведра,
И баба зверя нанимает, чтоб её пожитки перебрал.
И вот ещё: поют колодцы, и фабрики встают в крови,
Вот внучек щурится на солнце без сна, без гнева, без любви.
Старик в пластмассовом корыте лежит, - и кажется – святой,
И шмель жужжит над головой холодной, пасмурной, раскрытой,
Над жёлтой яблочной листвой…

Я этого ещё не знаю, я дома с кошками сижу,
На старом атласе пишу: «Второго сына заковали»…

Галя Рымбу замуж вышла