увидела у Маши, но все по-своему перевела

Господи, я мела и мыла, но
ничто не сияет так, как должно сиять
к твоему приходу. Под раковиной, например,
мышиная возня – но нынче пора
для мышат. Что же мне делать? И под крышей
белки изодрали стены и прогрызли ходы – но нынче пора,
когда им нужно убежище, так что же мне делать? И
енот ковыляет на кухню и открывает шкафы,
пока собака храпит и кот обнимает подушку,
что же мне делать? Свежий снег
засыпает двор и лисицу, что стоит на дорожке перед дверью
и смотрит дерзко. Я все еще верю, что ты
придешь, Господи: ведь ты, когда я говорю лисе,
воробью, приблудному псу, дрожащей утке, знаешь,
что на самом деле я обращаюсь к тебе, когда говорю,
как все это утро и весь день: заходи, заходи.

Мэри Оливер
читать дальшеMaking the House Ready for the Lord

Dear Lord, I have swept and I have washed but
still nothing is as shining as it should be
for you. Under the sink, for example, is an
uproar of mice--it is the season of their
many children. What shall I do? And under the eaves
and through the walls the squirrels
have gnawed their ragged entrances--but it is the season
when they need shelter, so what shall I do? And
the raccoon limps into the kitchen and opens the cupboard
while the dog snores, the cat hugs the pillow;
what shall I do? Beautiful is the new snow falling
in the yard and the fox who is staring boldly
up the path, to the door. And still I believe you will
come, Lord: you will, when I speak to the fox,
the sparrow, the lost dog, the shivering sea-goose, know
that really I am speaking to you whenever I say,
as I do all morning and afternoon: Come in, Come in.

одна тетенька родилась в 1916 году. И жила в любви и семье до 20ти лет. Это-то вот и сделало ее такой отличной тетенькой. Она училась дома, сдавала в школе экстерном, жила в Москве на Таганке, вот тут, на той улице, которая сейчас - Солженицына. В 16 лет она поступила в Университет, ее дипломную работу зачли за кандидатскую и выпустили ее со степенью. Когда ей было 20 лет, ее папа спокойно умер, к счастью, не дожив до всяких там репрессий. Она два года проработала школьной учительницей по распределению и вернулась в Москву. Но тут оказалось, что репрессии все же будут, дело его готово и сформировано, только рановато он умер, и в 1940м их с мамой отправили в ссылку-поселение в Казахстан. В ноябре. Они приехали в степь и стали рыть себе землянку не землянку, но такую нору в земле, чтобы в ней можно было спать, чтобы ветер не дул. Главные свои богатства они выменяли на доски - чтобы этими досками копать, потому что руками копать было очень тяжело, потому что ноябрь. Спали по очереди, охраняли доски. У нее было право на работу, и она работала мастером в цеху. К весне все дети и старики в поселении умерли, но приехали новые. Потом она вышла замуж и родила Наташу, Володю и Виктора. Потом развелась и еще раз вышла замуж. В 1956 году ее освободили, сравнительно реабилитировали, но оставили ей "-8 городов". Тогда она поехала в Москву и нашла своего бывшего научного руководителя и попросила найти ей работу. И он нашел ей моментально фантастически-прекрасную работу главного инженера завода, которого нет - в Саранске. Под завод была земля, его надо было построить. И еще ей выдали двухкомнатную квартиру в только что построенном доме, там окна стеклили как раз. Она оставила второго мужа, поплакала и оставила, и мамино тело отставила в Алма-Ате, забрала детей и приехала в Саранск. Построила завод и стала его директором. Наташа вышла замуж и стала жить в одной комнате с мужем. А она с двумя сыновьями - в другой комнате. Но тут ее второй муж заболел, его парализовало. Она ходила по Саранску и выла. Потом всех бросила и сорвалась в Алма-Ату, привезла парализованного мужа в Саранск. Заказала ему индивидуальный корсетно-капсульный (?) аппарат и ухаживала за ним. Он три года просто лежал. У него развился рак яичка, он не жаловался, но когда он метастазировал в легкие и он стал задыхаться - вот тогда он стал жаловаться и стонать и задыхаться. Вот тогда она отправила сыновей в детский дом - Володе было 8-9, а Вите 6-7. Но они сбежали. Ну, эту историю вы знаете, я рассказывала.
И тогда она сказала: хорошо.
И поставила два примуса в ванную, а мужа перенесла на кухню и завесила шторкой, и там уже устроила лазарет, и искусственное легкое.
И когда он уже умер, и она его оплакала, а плакала она года три, вот тогда однажды идя по улице мимо храма, она сказала: "Володя, давай зайдем? Я не знаю, Володя. Но мне кажется, что-то все-таки есть". Она была крещеная, но крещеная почему-то любтератнским обрядом.
Потом еще много-много лет она притаскивала в дом всех валявшихся на улицах Саранска пьяниц - чтобы они не замерзли за ночь, чтобы погрелись, поели, дожили до утра и уползли. Ее ругали все соседи - судья, второй секретарь горисполкома. И все подчиненные. И все начальники.
Больше всего, говорит, моя мама любила вслух читать. И когда она стала старая-старая, и выжила из ума, ее все же надо было чем-то занимать, она видела, у нее голос был прекрасный и интонации, мы с сестрой просили ее почитать вслух, она радовалась и читала. Часами могла читать. А страницы уже не переворачивала.
И еще доставала свои гербарии и часами над ними сидела. А там все таким маминым красивым почерком подписано.

трое суток я думала, что ничо не работает - и спамила в ФБ
ок, все работает.
физы сожрали всю траву
ангелята выросли до 1 см прозрачного трепыхания
Вась заболел со страшной температурой
я очень устала и никуда не уеду
я хочу побыть одна
про вас я уже прочитала

1. больше не могу читать словосочетание "старый дурак" - просто надоело. Ну просто утомило слушать, как люди ругаются.
3. При этом вполне могу и с любовью вычитываю все это словотворчество и речевые ошибки, умиляюсь
2. РС пишет на собственной стене, мол, выпил пол-литра разведенного до 60' спирта, и зачем тут дефис, когда такое слово плотное - пол-литра. Умиляюсь.
Я не думала, что приступы нежности можно испытывать к родному языку. Но это именно они.

Это стихотворение 1992 год, Эстония получила независимость, вывесила свой черно-бело-синий флаг и Я.К. пошел служить в Парламент. И написал об этом стихотворение.

***
Все больше пустых слов. Триколор под серым небом, немножко музыки, много новых навыков. Кланяешься, улыбаешься, благодаришь, берешь слово, голосуешь. А внутри тебя все громче кричит детский голос: „Как я попал сюда?”
Это твой дом или место отбывания наказания, чужой клочок земли у чужого холодного моря, чужой язык и чужие люди, к которым ты снова и снова должен возвращаться? Из снов, где ты мог быть там, на островах. Из снов о Китае, о Крите, о туевых лесах на Западном берегу. Кланяемся, улыбаемся, благодарим, берем слово. Телефон звонит, ты привязан к проводу, ты как рыба на леске. Хотели ли поймать тебя или, может быть, ты просто приманка для кого-то более крупного и важного, кто живет здесь, на этой холодной земле, в этом холодном море и кого выманивает из глубины твой рассказ, твое стихотворение или просто твое отчаяние.

Это Эстимаа, страна, где я бываю самой счастливой на свете, море, которое я бесконечно люблю.

То ли писал по-русски, то ли с эстонского переводил, но придумал слово "усыпаешься" = "засыпаешь".
бесконечное "что-то".
тысячи раз "там"

видимо, в эстонском это какая-то норма речи, и где я говорю: это было в Воронеже, эстонец говорит: это было там, в Воронеже.

Потом еще пишет "некому больше косить-сушить сено" - и вскоре выясняется, что это вовсе не нытье про старость и немощность, как ты, Лена, подумала, а есенинское нытье про то, что коров не осталось. А про старость и немощность, Лена, это все - твое, тебе, к тебе.

Такой странный эффект, никогда в жизни такого со мной не было: как будто мне не под силу одной читать эти письма. Как будто я не справляюсь одна. И мне все время нужно кому-то еще их показать, с кем-то еще прочитать вместе, лучше - с многими людьми, всем показать/рассказать/услышать/поделить. В частной переписке - не было такого. Такое было только при чтении Заболоцкого и Платонова: я не в силах читать их одна. (не надо монолога, что они прекрасны, они - прекрасны, это бесспорно)

По-прежнему путает совершенный и несовершенный виды, особенно в прошедшем времени. Иногда путает возвратные глаголы, сует куда не надо. Иногда путает приставки, говорит "опоздалый" где "запоздалый". Звук зато слышит прекрасно. "Опоздалый дрозд".

Часто путает "а" и "я", пишет "ла", имея в виду ноту, пишет "А", имея в виду себя.

Сердце мое, короче говоря, разрывается. Ну, вы поняли. На куски.

вчера в женском туалете выхожу из кабинки, навстречу Р.С., молчит и шевелит лицом разнообразно. Время около 22-00, т.е. Р.С. уже очень пьян, и с трудом - все с трудом. Говорит:
- Лена.
Говорю медленно и членораздельно:
- да. Это женский. Привет.

вчера Лиза говорит за столом:
- а через два часа Р. будет 45 лет! а? Я говорю, завтра! да! а? Завтра Р. сорок пять!!!
внезапно РС кричит:
- Рома - ЯГОДКАОПЯТЬ!!!
Это на столько не вяжется с его антисветским образом, видом, вечным свитером, стилем и темами его прозы, что становится шуткой вечера.

Невыносимо видеть, как он пьет, как будто он прямо тут совершает самоубийство. Уверенно, нарочно, одну за одной, постоянно. Короче, на 10 минут меня хватило.
а позавчера выступали оба - трезвый был и мрачный, но хороший. Рассказала, что Л.И. сильно хвалила его книжку. Что-то ответил вежливое, но не помню даже, что.

ночью снилась бабушка, уже не помню, про что, примерно про то, что она говорила: я не хочу умирать, а я говорила: да ну в самом деле, баба Надя, много ведь уже пожила, ну чего ты...
Во сне заплакала так, что Вась проснулся, слез с двухэтажной кровати, пришел и спросил, что случилось.
Я не нарочно.
Я хочу пожить одна.

Утром вспомнила, что в Прокуратуре Тверского р-на нашему заму по следствию Федору Васильичу было 32 года, мне было 20, Роме было 25, Лера была старше всех нас, ей было 26, еще у одной девочки был ребенок и аспирантура, кандидатская, т.е. она почти с нами не общалась, все время работала, или писала, или бежала домой, и еще был один мальчик, убей не помню ни имени, ни возраста, ни вида. Просто знаю, что он был.
Когда Рома сдал ногти убитого на экспертизу, Федя очень ржал над ним, говорил, ты кино обсмотрелся, ничего не найдут они под ногтями. А они нашли волокна зеленой ткани из куртки подозреваемого. Федя чуть не плакал, говорил что-то типа: "Прости, чувак. Ты гений, хорошо, уговорил. Ну бывают чудеса, хорошо".
Рома собирал картины. И дочка вот той девочки, аспирантки МГУшной, нарисовала ему желтую рыбу. Детскую, совершенно наивное искусство, но Роме она так нравилась. И я тоже хвалила рыбу. Классная рыба была. Рома вставил ее в рамку и повесил в кабинете. И когда я хвалила, просил, чтобы я тоже нарисовала что-нибудь.
Когда в гостинице нашли труп иностранца и, по слухам, гомосексуалиста, Лера назвала папку "Пидор". А ФВ страшно орал и стыдил ее за гомофобию и неграмотность.
На трупе было чуть ли не 20 колотых ран, мелких и легких, и ОВДшники передали нам 9 столовых ножей, тупых, почти что для масла, мы сложили их, опечатали и потеряли. Рома потерял. Не мог найти. ФВ страшно орал и выкатывал круглые еврейские глаза из круглых еврейских щек. Рома работал в кабинете в конце левого крыла, а Лера - в конце правого. Между ними были метров 150. Ножи эти были совершенно ни при чем, ими ну никак нельзя никакой раны нанести, это все понимали, но поскольку они были и исчезли, и передать их на хранение мы уже не могли, и предоставить тоже, было истерично и нервно. Поскольку он был иностранный гражданин,. мы готовили это дело передавать в совершенно другую контору. И не могли передать без ножей.
Когда ФВ, с весом килограмм в 130, с яростью дернул Лерин высокий двухкамерный сейф и сдвинул его, осыпая матом все живое и мертвое, включая этого уже мертвого иностранного гостя, что-то звякнуло и выпал бумажный пакет с ножами. Как мы хохотали тогда. Я помню мало случаев, когда я так хохотала вообще.
Федя сорвал спину и недели две еще не был на работе.

Мы были совершенно дети, дорогая Родина. И делали то, что могли, так хорошо, как могли. И мы были совершенно счастливы.
Я проснулась сегодня и еще во сне вдруг это вспомнила, возраст вспомнила, не знаю, почему, сами цифры, 32, 20, 24, 26. И почему-то ужасно плакала.
Дорогие мои мальчики и девочки следствия, я вас очень любила. И очень люблю. И всегда буду.
Мне так ужасно жаль, что я не знаю, где вы, что вы, кто вы, что с вами, как вы.

Щас Вась вернулся из музыкальной школы, запер дверь на замок, повесил ключи в шкафчик, зашел в плательный шкаф, заперся, выдохнул и изрек: "Все. Теперь я, наконец, в безопасности. На целые 9 дней".

музыкальная школа делает детей чуткими и обостряет чувство прекрасного? ну или как там?

папа говорил:
зачем вообще православному человеку памятник?! когда дед умирал, он совершенно полностью отдавал себе отчет в этом. Сказал: отвезешь меня. Я говорю, куда я тебя отвезу? Он говорит: ой, ты отлично знаешь, куда. Вот и отвезешь. Я говорю: тогда желаю тебе оказаться в раю, пап. Он говорит: Сережа, хотелось бы в это верить... но мы же взрослые люди... И еще сказал, что мартель - гадость. И умер в машине. Мы его тут же вытащили и баба Надя тут же перевязала ему челюсть и закрыла глаза, а мимо женщина какая-то шла, говорит, ой как она грамотно и быстро все делает.

Когда Оля положила бабушку в очередной раз в терапию с кровотечением, сказали, она здорова, понимаете? это камешек двинулся, вот и кровь. И сахар, сердце, давление, сосуды, тромбоз, легкие - она вся у вас совершенно здорова, и даже шейка бедра у нее срастается, но она умрет все равно, так что мы ее вам выпишем.
И через пару недель она правда умерла, есть отказалась и переставала дышать, и скорые в итоге поставили ей отек мозга и остановку дыхания. Потом вскрыли и еще раз сказали, что она здоровая, только мертвая.
Она очень красивая лежала в гробу. Все время хотелось сказать: привет, ты отлично выглядишь, ни о чем не волнуйся, все очень хорошо сделали, ты правда отлично выглядишь.
Отпевал всего один священнослужитель, и я сомневалась, могу ли я спеть с ним вечную память среди молчащих малознакомых и незнакомых людей, но все же спела. Потом он произнес проповедь о том что это неправильно, что все говорят, что бог просто у них в сердце, что бог - это дела, и лучше бы он был в делах. И мне это понравилось. Но тут оказалось, что под делами он понимал участие в таинствах и ритуалах, и мне разонравилось.
Моя золотая девочка, за всю жизнь не выучившая ни одной молитвы, сколько ритуалов вокруг тебя сегодня соблюли. И кутья,и мед, и блины, и освятили это все на отпевании, и каялись, что не соборовали, и господибожемой. Мне ужасно жаль, что Игорь вносил тебя домой вперед ногами, я ругалась, а он шутил, что это мои православные бредни, и никто в сангхе даже и внимания бы не обратил. Это мои православные бредни. Я не в сангхе. Но спасибо, что перенес ее, я вообще не знаю, что бы я делала одна.
Дядя Василь оказался чудесным, рассказывал истории, передавал привет мамочке, говорил, да я еще приеду, давайте увидимся, я и по Людочке соскучился, давайте дружить, у тебя хорошая мамочка. Вообще он понравился мне очень. Его дети работают дальнобойщиками и официантками. И он сам. И вовсе не "бля" он вставляет между всех слов, а "нах", даже "нахфффф" - как будто я с моржом разговариваю. И я сразу же узнала его по папиным фотографиям. И он часто ездит во Львов, каждый год, к маме. И к папе на могилу. Дед Тихон был очень хороший. И после войны очень нищий. И до войны тоже. Его отец умер о голода. просто от истощения. Дед Тихон рассказывал, что папа умер - а я не заплакал. Ни одной слезы не уронил. Встал и пошел искать на улице любую еду для мамы. очень гордился этим. Я не знаю, это был голодомор и после войны.
Потом он женился, жена прописала его в свою комнату и умерла, а дед Тихон пошел работать в советскую милицию. Когда баба Аня вышла за него замуж, она была его чуть старше. А баба Шура была его еще старше, лет на 10 в итоге. И поэтому она стала его крестной мамой. Потому что был уже полный сирота и нехристь. И он ее так и звал - "мама Шура". Когда он вышел на пенсию, очень рано, как милиционер, дядя Василь попросил себе крольчонка, и его друг тоже, маленькие дети, крольчат хотели. Ну и играли в них. А потом подружились дед Тихон и родители того мальчика, и дед Тихон развел на Левандовке большой крольчатник, один, сам, косил им траву, сушил, и разными отходами кормил. Потом делали тушенку в трехлитровых банках, а шкурки на рынке продавали.
Мы все продавали на Львовском рынке: грибы, салфетки, пакеты, листочки фиалочек. И все там покупали.
В 1982 году Василь развелся с полькой Ириной и уехал в Витебск, потому что влюбился в свою Надежду (и так и живет с ней). Баба Аня дала ему денег на кооператив. 10000 ленинских рублей. Папа аж подавился сегодня. Сказал: таких денег даже у деда не было. Глупости, были. 5000 ленинских рублей лежало и лежит на мое имя в украинском госбанке.
И примерно тогда же дед Тихон узнал, что у него слабое сердце. И бросил кроликов. И просто сидел на улице на лавочке и курил и кашлял. И все. Папа говорит, что заходил к нему, всегда видел его сидящим на лавочке и курящим, и спрашивал: Тихон, ты хоть что еще делаешь? А он говорил, нет, я не очень здоров. Папа говорит: он, наверное, и умер быстро.
Василь говорит: ну как быстро, если я уехал в 1982, а папа умер в 1995.
Папа говорит: тогда, выходит, правильно он сидел и курил.
Я говорю, дядя Вася, когда у бабы Ани день рождения? Он говорит 8-10 марта. 10 вообще-то. Но у Стефы 7 марта. Поэтому все всегда праздновали 10.
Первые лет 20 во Львове баба Надя и дед Гога и папа жили в 15м2 в коммунальной квартире на Левандовке. И только потом они купили кооператив на Погулянке.
Как мы жили на Левандовке, где был сарай, какого цвета был коридор, где был соседский крольчатник, где были туалеты на улице, как мы ходили на Холодильник, Господи, как я хочу домой. То ли оттуда к маме, то ли отсюда - туда.
Мне было там немножко страшно и совершенно непонятно, как общаться с братьями и о чем говорить, хотя они любили и баловали меня дико. Но разговор никогда не шел. И было облегчение, когда мои начинали собираться домой. Некоторые штуки я не умела маленькая совершенно, и сейчас не умею: просто закрой рот, открой руки и бери всю любовь, которую на тебя изливают братья, дед Тихон, Стефа, баба Аня. Ты им ничья чужая девочка, им дела нет, мыла ты руки нет, как сидишь как смотришь что уроки ты для них все равно небесная московская красивая Сережина дочка, "ваша необыкновенная Лена", открывай руки и бери все гаечные ключи и шурупы и фонарики и замочки и велосипеды и звонки и сумки для ремнаборов и кроликов и мармышки и верстак.
Дядя Василь, спасибо, что ты приехал, и круто, что тебе всего 60 лет.
Баба Шура умерла первая. Потом умер дед Тихон и его похоронили с ней. А когда умер дядя Володя, его стало уже некуда класть и ему купили другое место. А потом спросили бабу Аню, куда ее положить. А баба Аня сказала, ой, да пусть Тихон с Шурой будет, он ее всю жизнь звал "мама Шура", она его крестила. А я с Володькой буду.

Папа говорит: баба Надя боялась смерти и не хотела ни за что умирать. Я раз сказал, что я смерти не боюсь. Она спросила, что это я так. А я говорю, понимаешь, мама, я вот прожил - я так хорошо прожил, понимаешь? я все сделал правильно, столько раз сделал как надо, и вот я совершенно не уверен, что если бы я начал жить сначала, то я смог бы повторить так же хорошо, настолько же хорошо.
Папа, я говорила, ты невыносим и иногда хочет бить тебя чем-нибудь мягким навроде тапка и ладони?
Так вот почему она спросила: Ленуля, я все сделала правильно?
Оля говорит: я ходила по коридору, ну просто туда-сюда, ванна, кухня и к ней в комнату заглядывала, а тут заглянула и услышала, как она глубоко-глубоко вздохнула и выдохнула, и замерла. Это не передать, грудь остановилась и стало совершенно ясно, что все. И я закричала.
И я подумала, что я точно так же провожала Люсеньку.
Папа сказал: я пришел, закрыл глаза и хотел привязать челюсть, но это оказалось трудно очень, сильно привязать не выходило и соскальзывал платок, так что я просто руками держал. Головой молился, а руками - держал. Это не очень сложно и не очень долго, часа полтора или два, тело, как оказалось, быстро коченеет.
Папа, я говорила, что ты невыносим? что из любой фигни, починки крана, подвязывания челюсти, жареных отбивных, из всего ты делаешь какую-то безумную историю, как будто ты инопланетянин.

Один некровный родственник Илья говорит: а кто это - Николай? она меня всегда звала Николаем. папа говорит: Илюша, да она меня самого звала Валерой, я не знаю, кто это - Валера. Но Николай - это ее репрессированный старший брат.
Я говорю, нет, брат Николай женился на Вале и они забрали бабушку в Читу и страшно баловали ее там в училище. А репрессированный брат - Яша. А кто Валера - я не знаю.
Потом мы решили вспомнить, как на всех ужа-асно баловал дед. И Оля вспомнила, как он всех водил в "Пiд Левом". И как он купил ей огромный мешок попкорна на новый год, и она целую неделю лежала у их с бабушкой в гостях и ела попкорн перед телевизором и больше ничегошеньки не делала и была так счастлива. А я вспомнила, как он повел всех чуть не насильно на концерт Леонтьева. А тетя Таня сказала: а я Леонтьева в Зеленом театре слушала. Случайно. А Оля сказала: а со мной вместе Агузарова училась. У нее коса была из половой тряпки, из дерюги, привязана к волосам. Она ходила по коридорам со своим уже бывшим мужем - и мы все в стеночки вжимались. Особенно именно мы, скрипачки на первом курсе, перепуганные, очень вежливые. А когда она пела, все бросали все занятия и выходили в коридор. Особенно мы.
Мама, я вспомнила, как ты просила моченых яблок беременная, и дед прикатил тебе бочку с тебя ростом, и хотела рассказать, но постеснялась.
Баба Надя, это было не про тебя, а про деда, но все отлично помнят, что больше всего на свете ты любила хвастаться мужем.
папа отвел меня в угол и сказал: от бабушки остались два обручальных кольца золотых их с дедом, еще колечко, крестик и цепочка, золотые часы - будешь носить? И еще колечко с бриллиантом, оно Вике, потому что тебе я привез тогда с изумрудами, а ей такого подарка я никогда не делал. Хорошо? Кстати, живо кольцо-то?
Папа, ну это не правда. Ты привез тогда два кольца из Индии, принес их оба и сказал: выбирай, одно тебе, другое Вике, но выбирай вот это, тут их два, но не поэтому, просто камни побольше и почище, и потемнее цветом.
И я выбрала это.
Но я хочу наследовать два обручальных пестеревских кольца от людей, которые мне были папой и мамой. Потому что никто не знает, где ваши с мамой. Поэтому да, хорошо, бриллианты можно Вике.
Дед любил людей с такой страшной силой, и злился тоже с такой страшной силой, что мне каждый раз казалось, что его сейчас разорвет. Бабушка только плакала - от всех эмоций. И от страха не спала.
Дорогая бабушка, антипролежневая кровать к тебе все еще едет. Когда она приедет, она осчастливит какую-нибудь другую бабушку.
Вечная память

Мне не нравится Вика.
Она дурацкая.