Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

я все время хочу спать. И меня все время знобит от этого, как в детстве.

АНТИПАЛОМНИКИ
или
Третий бред Веры-монаха

1. Юдоль ликует!

Слава Тебе и спасибо, Родной!
Кто дарит нам ребят мужского рода
И женского рода
В несказанной юдоли земной.
Кругом тернистая и зверская природа,
Могила дерзкая, как бык, гарцует надо мной!
А мне лепота и свобода –
Я день и ночь, как штык, стенаю над строкой!
Но должен я, поклонник малодушный,
Шаг за шагом одолеть воздушный путь –
Сей душный равнодушный простор –
От степей до самых гор.
Я скоро, мой младенец жаркий,
Ненаглядный, как Христос!
Я скоро разгрызу все эти камни,
И сердце забурлит бурунами слёз.
Мой сын, мой Нил великолепный,
Среди своей молочной мамы,
На ветвях такой Заоблачной Дамы,
Цвети, мой сад, мой клад несметный!
Прости, Родной, что я ликую!
Но что-то не хочет душа унывать,
Когда слепец познал такую
На чужбине духа благодать!

читать дальше2. Внезапный путеводитель

Как смотрит маленький котёнок,
У кого убили маму,
В глаза безликому тирану,
Вера так смотрел на Солнце,
Как в последнее оконце.
Вера так смотрел на свет,
На котором Любы больше нет
И не скачет жеребёнок.
Вера так смотрел наверх,
Что небесный свет померк.
Покорился Божий свет,
Человек ослеп.
А в саже гордой тьмы
Очи даже не нужны.
Но чем глубже роет крот,
Он откроет уши, нос и рот!
Он откроет в войлочной глуши
Тихое шуршание души,
Он услышит горький запах пота,
Когда меня прижал дрожащий кто-то
И наплевал слюной гниющих губ:
«Подвинься, нищий, я твой друг!»
В овине щель искала вьюга,
Ласкали нищие друг друга!
Они в обнимку ночевали,
Они с котомкой кочевали.
Они брели через долины.
Слепец слагал и пел былины.

Толпе досужей и азартной
Он пел на площади базарной
Про счастье первое коней,
О перлах девы при луне!
Певца докучные спросили:
«Чего ты шьёшься по России
В вонючем обличье бомжа?»
«Иду, куда кличет душа».
«Мы разобьём тебе баян,
Чтоб ты нам мóзги не паял».
Они брели, глотая дым:
Слепец и его поводырь.
Они прилипли твёрже сплава,
Как два расплавленных металла,
К чужой отверженной судьбе:
Беда к восторженной беде!
Тебя ни разу я не видел,
Внезапный мой путеводитель!
Но руки памяти могли бы
Слепить портрет его из глины:
Клочки волос на мокром теле,
Качались руки, как гантели.
Во всем обличье – средний рост,
Слегка сутулясь и курнос.

3. Один в дереве

Когда ты в дереве один,
Сначала вроде господин,
Но скоро один на один.
Сначала дерево в тебе –
Открытый космос в животе!
Как вдруг – один во тьме.
И пропасть свежая шуршит
И косматым ладаном ворожит,
И вмиг летишь, в мешке зашит.
И никто не сторожит!
А на тридцатом этаже,
Хоть уже распрощался,
Имена-письмена, как дрова,
Заполыхали-заблагоухали в душе!
И снова не один.

4. Плач и скрежет

Однажды в степи на привале,
Когда слепой и мокрый пировали,
А ветры как раз отбушевали на планете,
Незримые, как дети, столпились у костра
И простояли до утра, раззявив рот,
Бешеной повести контрастные свидетели.
Так мы услышали плач и скрежет человека,
Антиисповедь милицанера!

«Молчать, дубрава и кусты!
Молчать, обрывы и поляна!
Все твари выполнить должны
Конкретный приказ офицера:
Молчать! Да что вы помните о Рае,
Когда отец и мать со мной играли!

Отец оранжевого цвета –
Он умеет с телом делать это!
Он – профессор Всех Наук!
Он приделал восемь рук, как паук,
Чтоб распахать магнитные поля –
А это непаханая целина!

Он захотел разведать недра Марса
Насчёт запасов внутреннего мяса!
Он в окно стартовал без скафандра
И на Марсе был уже назавтра!
А мать с отцом была в контакте
И путевые заметки строчила в тетрадке!
Но в восемь связь оборвалась,
И мама на глазах спилась.

Молчать! Я в десять был мужчина –
Вся харя в рубцах и морщинах!
Но уголовную шпану
Я ненавижу, как отбросы:
Кому положено в тюрьму,
Остальных – на эшафоты!

Меня ж родители зачали,
Чтобы я сосунок был вначале,
Потом они имели дерзкий план
Меня разрезать пополам
И смастерить из верхней половины
Задумчивый руль для последней машины!
Но помешала расчленить ребенка
Отца на Марс командировка!
Учёный в космосе трудился,
А сын роптал, зачем не пригодился!

Зато я начал рвать сорок и белок,
Чтоб этот хаос переделать,
Закончить научное дело отца:
Всю мразь смести с лица Земли!
Мне в интернате помогли
И закалили до конца.

Молчать! Я сразу после школы
Надел сержантские погоны.
В ночи мычали салабоны
И кровью пачкали в альбомы!
Короче, через замполита
В милицию стезя была открыта!
Потом я возглавлял отдел
По исправлению блядей:
Стихи читали, пили вина,
От меня шалела половина!

Но сильнее, чем работу,
Я оценил бомжовую охоту!
Идет охота на бомжей! –
Улыба ползет до ушей!
Берёшь с собой бензин и спички,
И – хоба! – шерстить электрички!
А потом найдут на полустанке
Какие-то горелые останки.
А потом мечтают, как шпионы
Уничтожают наши миллионы!

Молчать, изделия и твари!
Теперь сокровище раскрою перед вами:
Невзначай на вокзале
Мне добрые люди подсказали,
Где среди камышей
Гнездо паршивых бомжей!
Предвкушая кукарачу,
Мы понеслись наудачу!

Зажгли болото с четырех сторон, –
Сухостой заревел, как стерва.
Молотком шарахнул гром –
Током по нервам!
«Хлынет ливень!» – скулят из кабины.
Да провалитесь вы к чёрту, дебилы!
Укатила «шестёрка»,
А я сам не свой от восторга!

Она, как церковка, над болотом!
Её животик, как луковка, брызгает потом!
От жуткой рези троится в глазах у меня!
А я наступаю на пятки огня:
Лизнуло пламя, – зазвенела, как люстра!
Глазки, как лампочки, заморгали так шустро!
На крыше трактора душа танцует и вопит!
Как вдруг вся закипит!

Меня аж всего заколотило:
Как птичка, выскочила сперма!
Такая весна накатила,
Как первая любовь примерно!

У, какая смерть среди чужбины!
Позабылись прежние обиды!
Вся жизнь промелькнула,
Как банный лист, перед глазами –
Досадная цепь неугомонных желаний!
Но вот я в зарево свободы окунулся
И на службу больше не вернулся!

Молчать! Гибриды и уроды!
На карте нет добра и зла –
Одна бушует красота:
И крокодилы и вороны!»

5. Бельмоносец рычит

На это бельмоносец отвечает с трудом,
Как будто из сердца рычит трактор-дом:

«Мой ругд, мой угдр!
Мой ратб, мой атбр!
Я бийцау! Я бийцау!
А ты ни в чем не виноват.
А ты ни в чем новат не ви!
Живи, мой угдр! Мой брат, живи!

Твоя испарина и клекот,
И локоть твой меня колотит,
И ты ни в чём не виноват,
Мой друг и ратб!

Ирукам ятеб асаюськ!
Руками касаюсь тебя.
Иктон ольшеб етн еням у!
Никто больше нет у меня.

Ты нарочно перепутал,
Чтобы я не горевал!
Ты все по-своему придумал,
Как-будто я не убивал!

Мой ырьпавад! Я бийцау!
Я убийца.
А ты не виноват».

6. Антирусалим и овца

А мокрый отвечает из громады мрака
И на чем свет ругает брата:
«Цыц, собака! Ты думаешь, в долине до сих пор?
Однако! – он на вершине диких гор!
И, как беспомощная рыба,
Зеваешь на краю обрыва,
Не постигая, что прямо под ним –
Гангрена Мира – Антирусалим!

Где в червонной яме
Работают, как черви, марсиане,
Которых мой отец поработил
Для завершения научного прогресса!
А я, как тать, давно задумал: «Дай заманю
Слепую веру в западню!»
Цыц! Хватит болтать!

Я столько раз готовился к прыжку!
Теперь я падаю в дыру к отцу на плечи
И мигом ему отгрызаю башку!
У, сколько лет твой сын мечтал о встрече!

Он крикает-гогорёт: «Ру-ра-ры!»,
И летит в тартарары,
А Вера делает шаг вперед:
«Твой смех-палач
Мне сердце режет,
Но слышу я твой плач и скрежет!»

Слепец делает еще один шаг,
Но не слышит ветр в ушах!
А наступает ногой в облака,
И в жаркую шерсть ударяет рука!

И крепкая волна овец
Меня выносит на спине,
Но исступлённо бешеный слепец
Сопротивляется, как во сне!

Но целое стадо,
Как мышца борца,
Меня сокрушает шутя,
И блеет: «Не надо!»
Родная овца
И утешает дитя.

«Нет! – овцеборец хрипел упрямо, –
Я буду рыпаться и биться до конца:
У Веры не было отца,
А только плакучая мама
С мальчиком черствела на земле!»
«Сыночек, руки вспомни!»
«Я помню грабли на руле
И у тебя на горле!»
«Я тоже была ядовита,
Безмерно, сынок, виновата,
Искала другого кого-то,
Мечтала уйти без ответа,
На свете давно не живу-то».

Дмитрий Строцев

Аня... Аня - это мой идеал Женщины, Жены, Матери, Дочери, Невестки, Редактора, Вдовы и Верующего Человека - Аня, кроме Первой Клятвы Матери "Никогда не подходи к письменному столу и никогда не интересуйся домашним заданием", называла еще Первую Молитву Матери: "Избави меня, господи, от образовательного невроза".

Поделиться своей географией - не получилось в очередной раз. Как известно, я ходила в музыкальную школу на улице Некрасова, управляемую Гулей Рустамовной. И туда же собиралась отвести своего сына, причем, может быть, именно к самой Гуле, поскольку он собирался быть пианистом, а она как раз педагог фо-но. Ну и у меня тимная слабость к месту у кормушки. Но однажды я передавала справочку Н.М., мы встречались рядом с нашим домом, только через дорогу, через нашу маленькую, почти что непроезжую улицу Новую, и уже в конце милой светской беседы о рынке и молоке НМ сказала, показывая на особнячок рядом: "А вот тут у нас будет музыкальная школа... Как раз ремонт заканчивают...". Это очень близко. И я тут же стала ее пытать, не пойти ли малышу именно в эту школу, а не к Гуле. НМ сказала, мол, у Гули очень хорошая школа, но и эта не хуже, только они сейчас на Войтовича. Я вам, Леночка, телефон пришлю и с директором вас познакомлю.
Но не прислала и не познакомила.
Настало 30 сентября и я вдруг как-то так импульсно ("тихо-тихо, у Лены опять инсайт") нашла в сети эту школу, и этот телефон. Позвонила, выслушала много текста о том, что конкурсный прием закончен еще в мае, но убедила малыша послушать, потому что мало ли, вдруг он глухой и ему не надо ни при каких условиях никуда ходить. И они сказали: ну приходите. И я сказала: только давайте прямо сейчас (зная, что мой порыв может закончиться через полчаса). Вась говорил по пути: "Да ладно, кот. Меня обязательно возьмут. Потому что я очень хорошо пою".
Мне казалось, что школа-временно-без-здания - это плохая школа и шарашкина контора. А я не люблю шарашкины конторы, я люблю горнило кормило власти. Но оказалось, это самая настоящая Реутовская музыкальная школа №1 (а я люблю, когда №1).
Мы пришли, сидели в пустом коридоре. Потом слушали, что прием закончен и нас могут взять только в кандидаты, только если кто-то откажется. Но я решила, что пусть так: мб, пока, сидя в кандидатах, мы найдем домашнего педагога из школьных учителей. А потом малыш ушел на прослушивание, а я - на подслушивание. Он там что-то спел, по слогам продиктовал свою фамилию, не смог назвать свой адрес и дату рождения, не смог назвать номер сада, в который ходил, а номер школы внезапно смог. А! Спел - "Если вы не так уж боитесь Кащея / или Бармалея и Бабу Ягу" (очень бетанская песня, нет?). Потом похлопал в заданном ритме. Потом поотвечал, куда движется мелодия, вверх или вниз, и из скольких звуков состоит то, что она играет (1-2-3-4). Результатами прослушивания практически растрогал преподавателей до слез. Для проформы они еще поспрашивали, фигли мы не прописаны и даже не зарегистрированы в Реутове, и почему мы не пришли в мае, и не можем ли мы поменять электрическую шарманку на нормальное немецкое фо-но, и вообще они позвонят. Но краем глаза я видела в листочке: Слух - 5+, Ритмика - 5+, Гармония - 5+.
А вчера они позвонили и ругались, фигли мы не приходим на урок. И говорили: "да ну что вы, в самом деле, вас немедленно взяли, это было совершенно понятно..."
Видимо, завтра мы идем на урок.
Невозможность поделиться географией немножко компенсируется словарными шутками судьбы: Реутовский сад, в который я смертельно боялась вести ребенка, аж вся извелась и чуть с ума не сошла, назывался "Василёк" - и меня это бодрило. Учительницу фо-но зовут Татьяна Васильевна Василенко. М.б., она лучше Громоподобной Гули. Гулю я до обморока боялась все детство.

Я по 10 раз на дню хочу закрыть дневник. Но считаю это малодушием.

Он пришел и говорит: "Нам задали домашнее задание. Мы должны прочитать сказку "Гуси-лебеди". И посмотреть мультфильм. А еще - прочитать сказку "По щучьему велению, по моему хотению..." (т.е. не говорит "про Емелю-дурака"!). И тоже посмотреть мультфильм. А еще нарисовать знак математики. Любой." Из-за знака поссорились. Потому что явно он должен нарисовать любой математический знак. Но он почему-то уверен, что он должен нарисовать некий знак, символизирующий всю математику вообще, математику как идею. Или - что еще веселее - знак, дающий общее понятие "Математические знаки". Поругались немедленно, рыдали и топали ногами, кричали "Ты не понимаешь меня!".
Гусей-лебедей прочитал сам.
Знак рисовали коллективно, причем больше/меньше, потому что мне было скучно рисовать унылое равно.
Не знаю, сможет ли он объяснить больше-меньше на уроке. Потому что я (по глупости) говорила. что ЧИСЛО слева меньше/больше числа справа. Лучше бы я уж сразу объяснила, что не число, а часть неравенства.
А про Емелю уже некогда читать, мы спать пошли.

у нас нет школьной формы, но велено ходить в офисной одежде. А Настя подарила нам чудеснейший эмалевый желтый кленовый листочек. Он нам очень идет. На нем написано "1 сентября".
Когда-то я ходила в реутовскую музыкальную школу. И у нас был хор. Его вел Георгий Михайлович. А у меня было прекрасное шерстяное зеленое платье. Плотный верх - и юбка-солнце. для шерти юбка-солнце - очень оригинальное решение. И по дороге в школу (не на хор, а на музлитературу, он вел еще музлитературу) я нашла маленький желтый кленовый листочек и приколола его простой булавкой. А Георгий Михайлович меня хвалил (видимо, тоже эстет) и ругал, что была бы рукодельница - так могла бы и вышить. Но прекрасное - нерукодельно. Прекрасное - сиюминутно, внезапно и летуче. Блин, ненавижу рассказывать так скомкано. Ушла за обложками для учебников.
Мы идем на встречу с прекрасным?

кажется, мне нужен тег "семья и школа"

я очень, очень давно не видела салюта. Я очень люблю салют.
что-то я расстроилась.

потому что салюта мне всегда достается буквально три залпа в конце. А я хочу салют целиком, большой-большой высотный салют. Хоть бы уже день города или день рожденья директора нашего военмашзавода. С нашего балкона ничего не видно. Только слышно далекую канонаду...
как писала нам Сучкова, "где её для тебя, как всего и всегда, остаётся на донышке"
как говорил нам прекрасный персонаж из ужасного спектакля про Моцарта и Сальери, "я хочу праздников! И фейерверков."
я могла бы изъясняться только цитатами. Только кодами.

а, нет, стойте, еще не все. По случаю первого сентября мама говорила: "А я совсем не помню свое первое сентября... Совершенно...". А я говорила, что я вот свое - помню (мстительно думая, что поди тут забудь, если родная мать не может прилететь вовремя с черноморского курорта и ты идешь в школу с отцом, который ВООБЩЕ С ТОБОЙ НЕ РАЗГОВАРИВАЕТ НИКОГДАаааа (ну это я приврала, ок)). А мама внезапно говорит: "Ну конечно, как тут забудешь. Мы же опоздали. Мы же в лифте с тобой застряли. В Троицке. Мы на 15 этаже жили, лифт грузовой, людей в нем много, один мальчик прыгнул - и все застряли. И у тебя еще был не букет, а один огромный георгин".

И понимаете... Вся моя жизнь вдруг у меня в голове рассыпалась, как паззл. И заново собралась - как новый паззл. Она ведь права. Так все и было. И из Краснодара она прекрасно прилетела глухой ночью. И в лифте мы, действительно, застряли. Так оно и было. Почему я помню только, как она звонит и говорит: "Не волнуйся, рейсов - нет, билетов - нет, все кассы закрыты, как я долечу - я не понимаю пока, но я постараюсь что-нибудь придумать. Не переживай. Ну сходишь с папой, в конце концов. А вечером я буду уже дома". И один папин георгин я тоже помню. И еще прекрасно, отчетливо помню, как мы стоим с ним на балконе на 15 этаже, а над городом Троицком полыхает и разлетается салют, покрывая и освещая весь город совершенно. Наш дом на окраине, за нашим домой сразу - лес. Наши окна выходят на город - и с 15 этажа он весь, как на блюдечке. Немножко холодно. Мне нравятся любые залпы, но больше всего - большие. Папа не любит яркого, он любит приглушенные тона, мягкие сочетания, тонкую работу, изящные ювелирные украшения, очень легкие запахи и женщин с очень-очень белой кожей. Все остальное папа считает вульгарным. Он очень удивляется, что в 1 сентября вдруг салют. Но Троицк - город физиков, он далеко от Москвы, он салютовал Дню знаний самостоятельно и своевольно. Один из последних - залп фиолетовый, очень большой, разлетается ровным шаром и все бледнеет, бледнеет, до белого и даже до серебряного. Я точно знаю, что папе этот - понравится. И говорю, что он очень красивый - и очень похож на мой георгин. Он действительно был очень красивый и действительно был очень похож. Папа чуть-чуть опускает голову. Это значит, что он улыбается - улыбку все равно будет не видно в усах, но он всегда опускал голову, когда улыбался.

Теперь я не знаю, у кого спросить - а он-то вообще ходил меня провожать в школу? застревал с нами в лифте? Если учесть, что мне больше тридцати и я ни черта не помню, то папе больше шестидесяти и он уже не помнит, вероятно, кто я вообще такая.
И еще я хочу спросить: доктор, что мне принять от склероза? доктор, моя память о моей жизни - это все, что у меня есть. Я же не смогу... как же я буду.
Не этот, как его... не будущий альцгеймер...
И еще я хочу спросить. С этой сцены - с неприезда мамы к 1 сентября - начинается моя Гениальная Проза (раз уж больше нельзя говорить "стишки", "ноточки" и "статейки", а можно только "печеньки"). А если неприезда не было - то как же мне ее начать тогда? Нет, худвымысла не предлагайте, мне еще дорога моя жизнь

muzda.ru/mp3/%D0%9E%D0%BB%D0%B5%D0%B3+%D0%A7%D1...

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра