У нас в школе историю отчечтва и МХК вела учительница, чьего имени я уже не помню. Я помню, что все жили в условиях адской нищеты начала 90х годов, а она носила белые сапоги, обтерханные-обтерханые, и девки-бэшки как-то сказали, что в таких только по грибы ходить. Ее так и звали потом - "грибник". Еще я помню, что она говорила "плеер" через "е" и что у нее была дочка. Вместо истории, и вместо МХК она писала нам какие-то невероятные тексты для утренников, чтобы петь из на популярные мелодии, и вот эти тексты помню прекрасно. Потому ей понадобилось разучить с нами Gaudeamus. Потом ей пришло в голову поставить с нами интермедию из стихов современных поэтов, и она посреди урока говорила "Леша! Леша, Митроничев! Ты будешь Маяковским. Так. А что? Ты высокий и бешеный. Марина, Кошкина, ты будешь Цветаевой." Марина была девочкой мягкой, полноватой, с плавными движениями, спокойными голубыми глазами и пушистыми ресницами. Я не знаю, как относилась Марина Кошкина к творчеству Цветаевой, но на мой тогдашний взгляд она на эту роль не годилась, потому что годился на нее только один человек на свете - я. А тут учительница как раз и смотрела на меня и говорила: "Лена. Так. Нет. Тут надо кого-то красивого. Ты будешь Ахмадуллиной". И я закричала - она же не сказала, мол, нет, лучше ты будешь Цветаевой - я закричала: "Да не буду я Ахмадуллиной, вот еще!" А потом она перестала у нас вести свои предметы и нас отдали другой учительнице, котировавшейся много выше по профессиональной лестнице, а Грибник умерла. Я не знаю, от чего. Было так неловко. А теперь и Белла Ахатовна умерла, и неловко вдвойне. Вовсе не за то, что не согласилась быть ею, я не любила ее стихов, и теперь тоже не то, чтоб люблю, и, конечно, не потому, что все умерли. Неловко, наверное, перед русской поэзией - что не поддержала единственное за школьные годы дельное начинание.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Ни о чем не думай, пиши во тьму,
Все равно она все поглотит.
Если будет страшно - дождись весну
И умри на ее излете:
Поглядишь на солнечную возню,
На салатовый гомон бодрый.
Но зимы не бойся - тебя возьмут
Хоронить при любой погоде.

пока малыш болел, я два дня не ходила никуда и сидела дома с ним. Отдохнула так, что теперь уже хочется в магазин за нарядами, в парикмахерскую, в кино, в шоколадницу, в палех, в казань, выбирать новогодние подарки, в бассейн, кататься на коньках, в кегельбан, зимние чехлы в салон из искусственной овчины, вообще всего. Поэтому сегодня мы купили три билета в цирк и посетили Детскую школу искусств, где детей учат петь и плясать, чтобы потом сдавать их в ГАБТ петь эту детскую арийку в "Макбете" и плясать детские партии. Но наш папа сказал, что все это чудовищно, нет искусства мерзее оперы и балерунов, кроме Нуриева.
Я столько помню, что иногда физически чувствую воспоминания в голове. Я все хочу написать все это, но забываю тем сплошнее, чем ближе подхожу к компьютеру. Галя с Димой улетела в Омск получать премию "ЛитературРентген". Судя по тому, что я пишу про Галю как про члена семьи, я влюбилась. Это быстро проходит.
Не хочу зимы. Не хочу, не хочу, не хочу этого снега мороза, опять мороза, обратно снега, поколено это вечное, пробираешься-пробираешься, как медведица, ногу поставить полгода некуда, а как часто я падаю зимой, боже мой, пару раз за неделю точно упаду. И все время холодно, тут нецензурно, все время холодно, уж нет людей, одевающихся теплее, чем я, но вы не понимаете, что ни надень, все равно невыносимо. Весь промерзаешь в своих шерстяных колготках, сапогах, длинноворсных шубах, насквозь, вместе с ворсом.
Я помню, как было лето, жарко, каменистый дикий пляж на черном море, узенький, вот тут море и почти сразу скала, никого нет, только мама, я и Ляля, Ляля сидит, обняв колени, запрокинув голову, подставляет шею, мама говорит "Я посплю", и лежит на животе, накрыв чем-то голову, а я вылавливаю из моря обкатанные стекляшки, цветные, ослепительно красивые, разной формы, и иногда камешки, и раскладываю их у мамы на спине, кожа горячая, стекло высыхает на солнце и становится матовым, и так даже еще красивее, и я думаю, что вот мама проснется, а я похвастаюсь ей, как красиво, и как жаль, что она не сможет толком рассмотреть, я же у нее на спине выкладываю, и так оглушительно люблю ее, не остро, не пронзительно, а такой долгой длинной эмоцией. А мама, не открывая глаз, говорит: "Ты можешь хоть на десять минут оставить меня в покое, я просто просила дать мне поспать!", и Ляля, не меня позы, произносит: "Сплошной эгоизм, Людочка".

эх
мне опять хочется в Палех. Или хотя бы в Иваново. Но лучше, конечно, в Палех. Какое-то странное место... С горя пошла читать, а там написано: "Может показаться, что город разрушили зомби, но это не так. Палех всегда таким и был".
до Палеха какие-то там ничтожные 400км, что ли, или 500. Есть так много мест, до которых существенно дальше. При этом сознание ощущает Палех бесконечно далеким, в каком-то ну просто метафизическом смысле, будто он в другой вселенной, в другом мире, в другом времени, в другой реальности. Он и есть в другой реальности. Я очень боюсь приехать в Палех, а там все не так, как я помню.
Но между Палехом и Коста-Рикой, видимо, я выбрала бы Палех (костарика сказана просто так, все и так знают, как я люблю всякие экзотические дыры, чем дырее, тем лучше). Палех город уникальный. Конечно, его не существует, никакого города нет. Но это такое пространство, которое не поддается классификации. Про него нельзя сказать, что это российская глубинка, или что это наукоград, или что это поселок разных худдеятелей, или что там природа роскошная. В Палехе все убого, нище, просто и большей частью примитивно. Мне сложно объяснить и даже описать, почему Палех - уникально организованное пространство...
Но я все время хочу поговорить об этом.
Кстати, может быть, потому, что Палех антитуристичен. Он заманивает туриста, но уже где-то между Иваново и Шуей турист перестает быть туристом, москвичом, женщиной, молодой, человеком и становится часть (туплю, не понимаю чего) альтернативного мира, другого космоса. Это такие слои пространства, которые топят тебя совсем, и тебя - уже какбэ не остается, границы личности совершенно исчезают, и когда ты приезжаешь в итоге, тебе уже, собственно, совершенно все равно, Палех это или нет. В самой Шуе это волшебное ощущение малость теряется, но буквально проезжая большой вино-водочный на выезде из города, ты уже счастливо растворяешься, нет, не растворяешься, а именно лишаешься границ снова. Я все пытаюсь припомнить, когда и где я ловила это ощущение еще. Ловила, разумеется, но так скоротечно, и так часто это зависело от кучи обстоятельств. А Палех просто такой, там подобное растворение - константно. В Палехе невозможно - собраться, в смыле "соберись, тряпка!". Палех - город-дзен. Я помню эту блаженную потерянность, плавающую улыбку, какое-то полное, абсолютное, безразличное приятие всего, и мира самого. Я совершенно ошалела там от наваливающегося покоя. Город-транк.
Палех, конечно, город. Даром что в нем домов сотня, добро еще, если есть. Потому что вот эту могучую энергию свою он ясно распространяет до горзонта вокруг и дальше. Ну... до разворотного круга, например, точно. В Палехе было чувство полной защищенности. Я с трудом различала людей, слышала их как через воду и сильно не успевала за смыслом их слов, тупила, и почти все люди смотрели на меня с ожиданием и вниманием, я говорила им что-то вроде "ой устала очень дорога", а они говорили "да у нас тут... отдыхайте, вы отдыхайте...", и тонули, и от них память не сохраняла ни звука, ни образа, ни смысла. Там ничего со мной не могло плохого случиться. Там никто не мог позвонить, ничего спросить, ничего попросить, ничем озадачить, ничем обидеть, ничем расстроить. Палех - недосягаемый край мира, да. В Палехе нет кладбища. Там никто не умирает. Мне было там лет семнадцать...
вот знаете, когда мне кто-то незнакомый стучит вконтакте, я пишу: "Извините, мы знакомы?" И мне самой часто так писали. А несколько питерцев так даже и вовсе в ответ на запрос о дружбе шлют просто "?" Типа кто такая чо надо откуда я должен тебя знать.
Шлялась по вконтакту на предмет Палеха, нашла новых фоток и мальчика, гитариста из Палехской рок-группы, группу не пмню, хотя они играли, концерт был ночью, не было видно совершенно ничего и никого,т.ч. возможность нашего знакомства исключается. Но мальчик собою красивый, называется вконтакте смешно вместо имени, живет в Палехе и я его добавила. И мне пришло сообщение, вовсе не "?" и т.п.,а знаете, какое? "О! Приветствую! "
И Палех весь такой.
я заведу себе тэг.
что я еще могу.

сегодня Вась впервые нарисовал не транспортное средство. Не машину, не трактор, не грузовик, не лесовоз, не бензовоз, не поезд, ну, вы поняли. За это - спасибо "Детскому радио". Он нарисовал большой стоящий на плите чайник, стол со скатертью, чайную чашку, раковину и краны, холодильник, между им и раковиной - ванну с краном, с другой стороны - дверь в коридор. По второй стене - очень большое окно, за которым летят толстые круглые снежинки и реет российский флаг на флагштоке.
Теперь он разворачивает лист и дорисовывает две стены.
"Перекресток" проводит акцию: собери 60 наклеек и получи котенка, есть собачки и котята, он выбирает по картинке, хочет серого. Говорю, он называется "русская голубая" - малыш удивлен и спрашивает, как называюся другие. Вот, говорю, французский бульдог. Вась счастлив, что так удачно выбрал "нашего, российского".
Как в семье уклонистов, ренегатов, пацифистов, попутчиков, диссиентов и убежденных космополитов мог вырасти Вась? Загадко.

а, да. Будете в "Перекрестке" что покупать - возьмите наклеек)

"Термитник. Зимние чтения", читала 22 числа
фото Анатолия Степаненко

у Толи, насколько я поняла, совершенно новый объектив, и теперь у него все такое - "рыбий глаз", все вытянутые и растянутые во все стороны. Забавно и здорово, хотя я очень любила прежнюю фишку: делать чб такого качества, будто это фото из газет военных лет.

фото Регины Соболевой


Наташка Попова купила мою книжку. Я спросила нафига она ей. Он сказала, что отвезет ее в Тольятти и поставит там на полочку, потому что самое дома современная литература кончается стихами Филатова.

в сад сегодня не ходили, не хотелось. А на танцы ходили. Пришли, а танцевать стали не со своей группой, а с другой. Там 9 девочек, им по семь лет, они такие взрослые, такие красивые, такие невоспитанные, такие непослушные, неуправляемые, избалованные все, визжат, хулиганят, дерутся, такие кукольные, волшебные, как Суок, а одна девочка толстая-претолстая, все дразнят ее "толстухой", а она смеется и бьет их, довольно уверенно выполняя маваши гири все, отставить шовинизм. Но они так хорошо двигаются, так прекрасно танцуют, а малыш мой такой маленький и ничего ровно у него не получается.
Они с мальчиком Ваней собирали паззл, и малыш полез че-то куда-то положить, детальку, и развалил другой бок паззла, а Ваня расстроился ужасно и укусил малыша за спину, сильно так куснул, насквозь, до крови. Малыш орал, говорят. Потом пришла Ванина мама, заставила Ваню еще раз (думаю,уже в пицотый) извиниться, а мы с малышом говорили, что ничо-ничо, мы будем дружить. И прощаясь, они глухо, мрачно говорили друг другу:
- Больше так, пожалуйста, не делай. Не кусайся.
- И ты тоже больше не ломай паззл.
Завтра у нас в саду спектакль "Карлик Нос", и мы дружим с девочкой Настей. А Настина мама не пускает Настю смотреть спектакль, потому что хочет пойти с ней купить зимний комбинезон. Говорит, говорит, говорит. Настя беззвучно и не шевелясь плачет, слезы катятся рекой, в глазах отчаяние. Мама ломается. Говорит воспитательнице, дескать, заберу ее после спектакля, поедем за комбинезоном. Обращается к Насте:
- Ладно, ладно, вот, видишь, сто рублей, вот, заплатила за твой театр, придешь смотреть спектакль.
Настя рыдает в голос и бьет маму кулачками, насколько дотягивается. Отчаяние и ужас уходят, приходит досада, обида, мелкая месть.
Они делали домики из бумаги, клеяли. Малыш сказал, что мало кто склеил как надо, многие не успели, не смогли, не поняли. Малышовый домик очень хороший, очень. "Вот тут у меня немножко криво получилось, кот" - нисколько не криво, никакогококетства, чистый перфекционизм.

дорогие ПЧ!
Я долго делала из этого тайну, но решила сказать.
Весной один сайтик - "Термитник поэзии" - праздновал свое десятилетие. По этому поводу сайтик издал книжку стихов, почти 100 авторов, примерно 250 страниц. А я эту книжку составляла. Т.е. там, в ней, стихи современных, большей частью ныне живущих, авторов, которые пришлись мне по вкусу.
Почему это было тайной: потому что никто не удосужился спросить этих самых авторов, согласны ли они опубликовать там свои стихи, и от этого даже сделался небольшой скандальчик. Кроме того, произведение "Тени" Федора Назарова было опубликовано не полностью, а куском, потому что на сайте оно висело поделенное на кусочки звездочкам (**), и я решила, что это цикл стихов, и оторвала от него типа 4 и 6 кусок, а Федор не очень ругался, но намекал, что если бы я внимательно прочитала, то поняла бы, что никакой не цикл, а одно стихотворение. И третий скандальчик был потому, что всех авторов включили в сборник под их паспортными именами, а одному из авторов это не понравилось. Кроме того, по ходу, один стих включили туда под чужим именем (тоже по техническим причинам, я отобрала стих, и очень долго вообще невозможно было понять, кто его сочинил, я, к примеру, до сих пор не поняла этого).
В определенном смысле, это редакторский позор, такой, что даже смешно. А с другой стороны, 90% собственно текстов мне нравится до сих пор. Поэтому я решила спросить - может быть, кто-нибудь хочет купить такую книжку? Рублей за сто пятьдесят. Если что - пишите, пришлю почтой. Тираж у нее 100 штук.

у меня такое чувство, что 11 числа я читаю в Казани. Но не факт.